Я был уверен, что он выполнит мои пожелания и, возможно, прочтет ее, когда будет думать обо мне. Я проверил документы и деньги, вышел из дома и поехал к мосту короля Хусейна, который соединяет Израиль с Иорданией.
Проход через израильский КПП не вызвал осложнений. Я заплатил тридцать пять долларов налога и вошел в огромный иммиграционный терминал, с его металлоискателями, рентгеновскими аппаратами и печально известной комнатой номер тринадцать, где допрашивали подозреваемых. Но все эти устройства, а также полный личный досмотр предназначены для тех, кто въезжает в Израиль со стороны Иордании, а не для отъезжающих.
Терминал напоминал улей: люди в шортах и с сумками на поясе, ермолках и арабских головных уборах, чадрах и бейсболках сновали туда-сюда, одни несли баулы, другие толкали перед собой тележки с багажом.
Наконец я сел в один из больших автобусов — единственный общественный транспорт, разрешенный на этом мосту. — «Ну вот , — подумал я, — почти все закончилось».
Но все же я немного нервничал. Шин Бет не позволял таким людям, как я, запросто покидать страну. Это было неслыханно. Даже Лоай был поражен, когда я получил разрешение.
Доехав до Иорданской границы, я показал паспорт. Я беспокоился, потому что хотя американская виза была выдана на три года, срок паспорта истекал меньше чем через тридцать дней. «Пожалуйста, — молился я, — просто пусти меня в Иорданию на один день. Это все, что мне нужно».
Но все мои тревоги были напрасны. Никаких проблем не возникло. Я поймал такси в Амман и купил билет на рейс Air France. Несколько часов провел в отеле, затем отправился в международный аэропорт «Амман Королева Алиа» и сел в самолет до Калифорнии с пересадкой в Париже.
Сидя в самолете, я думал о том, что оставил позади — как хорошее, так и плохое: о моей семье и друзьях, а также о бесконечных реках крови, грязи и нищете.
Потребовалось время, чтобы привыкнуть к мысли о том, что я действительно свободен: свободен и могу быть самим собой, свободен от тайных встреч и израильских тюрем, свободен от необходимости всегда оглядываться через плечо.
Это было странно. И замечательно.
* * *
Шагая однажды по улице в Калифорнии, я вдруг увидел впереди знакомое лицо. Это было лицо Махера Одеха — идейного вдохновителя терроризма, стоящего за многими терактами смертников, парня, которого я видел в 2000 году, когда ко мне пришли вооруженные бандиты Арафата. Позже я узнал в них основателей «Бригады мучеников Аль-Аксы».
Сначала я не был до конца уверен, что это Одех. Люди выглядят иначе в разных обстоятельствах. Я надеялся, что ошибся. ХАМАС никогда не посмел бы проводить свои боевые операции в США. Для США было бы очень плохо, если бы это был он. А для меня и подавно.
Наши взгляды пересеклись и задержались друг на друге на долю секунды. Я был почти уверен, что он узнал меня, прежде чем пошел своей дорогой.
В июле 2008 года я ужинал в ресторанчике со своим другом Ави Иссачарофф, журналистом израильской газеты Haaretz. рассказал ему историю своего превращения в христианина, потому что хотел, чтобы эта новость пришла из Израиля, а не с Запада. Статья появилась в его газете под заголовком «Блудный сын».
Как и в случае с другими последователями Иисуса, мое публичное заявление разбило сердца мамы и отца, братьев, сестер и друзей.
Мой друг Джамаль был одним из немногих, кто остался с моей семьей разделить их стыд и плакал вместе с ними. Сильно тосковавший после моего отъезда, Джамаль вскоре встретил прекрасную молодую женщину, объявил о помолвке и женился через две недели после выхода статьи в Haaretz.
На его свадьбе моя семья не могла сдержать слез, потому что все происходившее напоминало им обо мне — о том, что я разрушил свое будущее, что я никогда не женюсь и у меня не будет мусульманской семьи. Видя их печаль, плакали даже новобрачные. Другие гости тоже не могли сдержать слез, но, я уверен, по другой причине. «Ты что, не мог подождать со своим заявлением еще пару недель, пока я не женюсь? — возмущался Джамаль, когда чуть позже мы разговаривали с ним по телефону. — Ты превратил лучший день моей жизни в кошмар».
Я чувствовал себя виноватым. К счастью, Джамаль и по сей день остается моим лучшим другом.
Отец узнал о новости в тюремной камере. Он проснулся в этот день и узнал, что его старший сын принял христианство. По его мнению, я уничтожил свое собственное будущее и будущее его семьи. Он считает, что однажды меня заберут в ад прямо у него на глазах, и мы будем разлучены навеки.
Читать дальше