Рэйнбоу Роуэлл - Элеанора и Парк

Парк вышел следом за ней, но Элеанора остановила его.

— Нет. Останься.

Она с беспокойством смотрела на дядин дом.

— Все будет хорошо, — сказал Парк.

Она кивнула.

— Обязательно.

— Потому что я люблю тебя.

Она рассмеялась.

— Поэтому?

— Именно поэтому.

— До свидания, — сказала она. — До свидания, Парк.

— До свидания, Элеанора. Ну, ты знаешь, до вечера. Когда ты мне позвонишь.

— Что, если их нет дома? Что тогда?

— Вот было бы счастье.

— Болван, — прошептала она, силясь выдавить улыбку.

А потом вылезла из фургона и захлопнула дверь.

— Я люблю тебя, — сказал он одними губами. Впрочем, может быть, он сказал это вслух. Но Элеанора уже не могла его услышать.

Он больше не ездил на автобусе. Мама отдала ему импалу, когда отец купил ей новый таурус.

Он больше не ездил на автобусе, потому что теперь оба кресла принадлежали только ему.

Впрочем, и импала была полна воспоминаниями.

Иногда по утрам, приезжая в школу пораньше, Парк сидел в парковочном лоте, опустив голову на руль. А все то, что осталось от Элеаноры, витало вокруг. И он чувствовал, что задыхается…

В школе было не лучше.

Ее не было в раздевалке. И на английском. Мистер Стезман сказал, без Элеаноры нет смысла читать «Макбета» по ролям. «Стыдись, супруг! Ты же воин! Не робей!» — продекламировал он.

Она больше не приходила на ужин. И не прижималась к нему теплым боком, когда он смотрел телевизор.

Вечера большей частью Парк проводил лежа на кровати. Просто потому, что это было единственным местом, где не осталось ее отпечатка.

Он лежал на кровати и никогда не включал стерео.

Она больше не ездила на автобусе. Дядя сам отвозил ее в школу. Он убедил ее пойти туда, хотя до конца учебного года осталось всего четыре недели и все уже готовились к экзаменам.

В новой школе не было азиатов. Даже чернокожих не было.

Когда дядя собрался в Омаху, Элеанора сказала, что не поедет. Он провел там три дня, а когда вернулся — привез черную дорожную сумку с ее вещами. К тому времени у Элеаноры уже была новая одежда. И новая книжная полка. И магнитофон. И упаковка из шести пустых кассет.

Элеанора не позвонила в первый вечер.

Она и не обещала, что позвонит, — как понял теперь Парк. И не обещала, что напишет. Парку казалось, что это само собой разумеется. Что она непременно проявится…

Когда Элеанора вышла из фургона, Парк ждал перед домом дяди.

Был уговор, что он уедет, как только ей откроют дверь, как только станет ясно, что дома кто-то есть. Но он не мог уехать вот так.

Он увидел, как женщина, открывшая дверь, крепко обняла Элеанору и утащила ее в дом. Он подождал еще — просто на случай, если Элеанора передумает. И решит, что ему все же можно войти.

Но дверь больше не открылась. Парк помнил свое обещание — и уехал. Чем скорее я окажусь дома, думал он, тем скорее услышу ее.

Из первого же придорожного кафе он послал Элеаноре открытку. «Добро пожаловать в Миннесоту, край тысячи озер».

Когда он приехал домой, мама подбежала к порогу, чтобы обнять его.

— Все нормально? — спросил отец.

— Да, — сказал Парк.

— Что с фургоном?

— Цел и невредим.

Отец вышел из дома, чтобы убедиться в этом самолично.

— Ты… — сказала мама. — Я за тебя так волновалась.

— Все нормально, мам, я просто устал.

— А как Элеанора? — спросила мама. — Она в порядке?

— Думаю, да. Она не звонила?

— Нет. Никто не звонил.

Как только мама выпустила его из объятий, Парк пошел в свою комнату и написал письмо Элеаноре.

Когда тетя Сюзанна открыла дверь, Элеанора едва не плакала.

— Элеанора! — повторяла тетя. — О боже мой! Элеанора! Что ты здесь делаешь?

Элеанора пыталась сказать, что все в порядке. Неправда. Она бы не оказалась здесь, будь все в порядке. Но по крайней мере никто не умер.

— Никто не умер, — сказала она.

— О господи! Джоффри! — позвала тетя Сюзанна. — Подожди здесь, милая. Джофф!

Оставшись одна, Элеанора вдруг осознала, что не следовало прогонять Парка так быстро.

Не надо было отпускать его.

Она открыла дверь и выбежала на улицу, но Парк уже уехал. Его фургона нигде не было видно.

Элеанора обернулась. Тетя с дядей смотрели на нее с порога.

Телефонные звонки. Мятный чай. Дядя и тетя разговаривали на кухне еще долго после того, как она отправилась в постель.

— Сабрина…

— Их пятеро.

— Мы должны забрать их оттуда, Джоффри.