Ирина Кедрова: Жизненный круг

Вдруг мертвая уличная тишина прорвалась автоматной очередью из дальнего окна, обозначив собой начало боя. На окраине, в трех последних домах, засели боевики, не желавшие остановиться в братоубийственной бойне. Да если бы и остановились, что стали бы делать, разучившись решать проблемы мирными средствами?

Впервые Евгений оказался в бою. Одно дело – учеба, другое – реальное событие, требующее сосредоточенного внимания, быстроты реакции и решительных действий, что воспитано в нем с детских лет. На армейском полигоне отработал он навыки стрельбы и ножевого боя. Но впервые перед ним стоит цель – убить человека! Их учили: противник – не человек, а враг, способный уничтожить твой дом и твоих близких. Не убьешь ты – он убьет тебя. Десантники знают: побеждает тот, кто лучше просчитал ситуацию, уверен в себе, отстаивает правое дело.

В голове пронеслись картины спортивных сражений, в которых, при всем уважении к противнику, присутствует острое желание победить, отстоять право быть первым. В сознании фиксировались мелькание тел и лиц, автоматные очереди, возникающие то тут, то там, выкрики, возбуждающие ярость обеих сторон.

Евгений ворвался в калитку высокого забора и увидел перед собой чеченца, направившего автомат на Васю Клюева, славившегося своим неограниченным любопытством, а теперь готовящегося к прыжку с забора во двор. Чеченец – такой же молодой, как они, с чуть пробивающейся бородой, – сейчас убьет друга. Медлить нельзя, и Евгений выпустил автоматную очередь. Это был первый убитый им человек. Война началась для него. «Поддай, Ворон, жару! – слышит от друга. – Не туда, Женька, сзади заходи!». И он поддает, и заходит сзади, и срывается на боевиков сверху, и сам кричит: «Бей их, братва!».

А потом вдруг наступила тишина. Бой завершился. Осмотрены все дома. Вынесены на улицу четверо убитых чеченцев. Лежали они на земле совсем нестрашные. Смерть сняла с их лиц злость и ненависть. Более того, тот – первый чеченец Евгения – смотрел в небо и, казалось, спрашивал: «За что ты меня? Я ведь дом свой защищал».

– Ушли, гады, – зло констатировал Петр, старожил чеченской войны, воевавший больше года и потерявший не одного товарища, а потому ведший личный счет, отстреливая боевиков. – Кто подсчитал, сколько их было?

– Человек тринадцать, – ответил Евгений. – В первом доме трое, во втором четверо, в этом, – он показал на крайний дом, – шесть или даже семь. Как ушли?

– По задворкам и лазам, – предположил Петр. – Раненые есть?

У двоих оказались задеты ноги, у одного рука, но ранения, в общем-то, легкие. Передав по связи о выполнении задания, ждали у крайнего дома машину.

– Братцы, идите сюда, – раздался из дома голос Клюева. – Я подземный ход нашел.

Петр и Евгений вслед за ним прошли по подземелью и вышли к оврагу в полусотне метров от селения.

– Вот как они ушли, – сказал Василий. – А я думал, куда исчезли?

– Ответ ясен, – резко ответил Петр, – проворонили мы бандитов.

Они вернулись назад к дому. Сели на валявшееся у забора бревно.

– Ты, Воронков, первый раз в бою? – спросил севший рядом Петр. – Молодец. Жестко ведешь. Дома-то знают?

– Нет, бабуля умрет со страху. Не знаю, как ей написать.

– Написать-то надо. А мать, отец есть?

– Отец. Ему, пожалуй, напишу, как вернемся.

– Вот и хорошо, – Петр осмотрел местность и обратился к бойцам, – пошли, ребята, к дороге, БТР, наверно, подъехал.

Спустились по склону, сели в бронетранспортер, двинулись по дороге. Несколько человек, среди которых и Евгений, расположились сверху на броне. Говорить не хотелось. Он размышлял: выполнили задание или нет, если боевики почти все скрылись? И как они все-таки выбрались? Вдруг раздался грохот. Удар. Яркая вспышка. Машина дернулась, и сразу загорелся моторный отсек. Взрывом десантников сбросило с брони. Через несколько секунд Евгений услышал сквозь шум в ушах голос Петра: «Твою мать, напоролись на фугаску!». Это были последние слышанные им слова.

Двоих раненых, с осколочными ранениями в голову и ногу, отправили в Назрань. Василий там быстро пошел на поправку и через два месяца вернулся в строй.

Евгений же смутно сознавал, что везут его на вертушке в госпиталь, потом на каталке в операционную. Яркий свет ударил по глазам. И все, больше не было ничего. После сложнейшей операции, прошедшей, по мнению нейрохирургов, вполне удачно, он в сознание так и не пришел. Лежал в неподвижности многие дни, недели и месяцы. Что чувствует человек в состоянии комы? Слышит ли и видит ли он кого-нибудь? Об этом не могут сказать даже самые знающие врачи.