Ян Гийу - Зло

«Да, я думаю, это перевозчики».

«Что ты будешь делать летом?»

«Работать в порту в Стокгольме, наверное. Я знаю одного парня, который рассказывал, что летом можно получать тысячу крон в неделю. Надо только, чтобы тебе исполнилось полных шестнадцать, но мне ведь почти столько и есть».

«А я поеду в Швейцарию и навещу отца. Потом в летнюю школу в Англию».

«Тебе, наверное, не нужно учить английский. У тебя же „А“».

«Отец считает, что язык надо совершенствовать непрестанно. Это в августе. За две недели до возвращения сюда».

«Ты знаешь, сколько это стоит?»

«Понятия не имею. Думаю, тысяча-другая».

«Я приеду, если это будет в августе. Поучимся вместе. Деньги заработаю в порту. И еще смогу заплатить тебе за помощь по математике. Экенгрен, ты знаешь, согласился бы оплачивать частные уроки только профессионалу».

«Ах, это не играет никакой роли, мы ведь друзья».

«Именно потому и хочу рассчитаться с тобой. Я не раз думал об этом».

«Деньги не играют никакой роли».

«Не играют, если человек богат, как ты. Но я не так богат».

«У нас прекрасная весна в любом случае. Слышишь, это снова перевозчики».

Солнце жарко пекло в порту Стокгольма.

Чтобы погрузить мешок с кофе на поддон, его брали двумя способами. Либо прямо за углы, либо с предварительным запуском четырех пальцев, так что получался аналог маленькой ручки. Рабочие перчатки не помогали, в них как следует не ухватишь. И если ты не привык к такой работе и у тебя тонкая кожа школьника, то на прямом захвате мгновенно зарабатываются мозоли, а трюки с пальцами вызывают онемение ладони и порчу ногтей.

Ящики с апельсинами или яблоками обнимали, прежде чем положить их на поддон. Руки Эрика оказались для этого коротковаты, так что один угол врезался в предплечье, а другой в запястье.

Но со временем мышцы становились крепче. Рабочие относились к нему дружественно, видя его старательность, нежелание отлынивать от тяжких нагрузок. Немного подшучивали над его манерой произносить звук «и», но частенько хлопали по спине с одобрением.

По пятницам перед конторой выстраивалась очередь. Каждому вручали заклеенный коричневый конверт с купюрами. Стоя среди докеров, Эрик либо держал сигарету по-взрослому, между большим и указательным пальцами, либо она дымилась у него в уголке рта. Он стоял, слегка сутулясь, и чувствовал себя Марлоном Брандо из фильма «В порту».

Начинали в половине седьмого утра. Он ехал, насвистывая, на велосипеде через пустынный в это время суток Вазастан до Оденгатан и далее по Валхаллавеген. За всё время он только несколько раз попал под дождь.

Папаша находился в отъезде — замещал директора ресторана где-то в курортной местности. И забрал с собой младшего брата. Его отсутствие стало счастливым подарком судьбы, Эрик и надеяться на такое не мог.

Вечерами он ходил в кино или просто сидел и слушал мамину музыку. Она по-прежнему, главным образом, играла Шопена.

Иногда он посещал бассейн и встречался с Лоппаном. Лоппан довольно резко высмеял все технические извращения, которые Эрик приобрёл, тренируясь в коротком бассейне. Но ошибки не составляло труда постепенно исправить: ведь силы и выносливости все-таки прибавилось. Значит, он не то чтобы стоял на месте. Кое-кто из его старых товарищей по тренировкам обошёл его, но отрыв оказался незначительным.

«Да, о Риме больше и речи нет, — сказал Лоппан. — Но это не играет большой роли. В следующем году на Олимпиаде ты всё равно принимал бы участие без надежды на успех: спринтер в 16 лет далёк от своего максимума. Но потом, Эрик, ты должен поддать жару. Чтобы это проявилось в Токио».

В Токио… То есть в 1964 году. Тогда ему будет двадцать лет. Если всё сложится нормально, он уже закончит гимназию, станет учиться в университете. Пять лет сегодня представлялись вечностью.

«Ты не мог бы иногда наведываться? Для корректировки техники? — поинтересовался Лоппан. — Жаль, так и год потеряем. Придётся много навёрстывать».

«Нет, — сказал Эрик. — У меня штрафные работы или арест каждую субботу и воскресенье».

Лоппан уставился на него и покачал головой:

«Похоже, там нормальный сумасшедший дом».

Лето получилось совершенно идеальное.

Два первых месяца, изо дня в день похожие на будни Марлона Брандо, остались позади. Он уехал в Англию за день до возвращения папаши из Роннебюбруна. Казалось, высшие силы помогали ему.

В Англии народ пил чай с молоком и светло-коричневое пиво, не столь насыщенное угольной кислотой, как шведское.