Если бы только глупость заставляла моих современников серьезно относиться к псевдорелигиям, обещающим, что солнце справедливости взойдет после принесения в жертву скольких-то там миллионов людей. Если бы только глупость способствовала повальной привычке глядеть на экран и вытекающим из этого несчастьям в личной жизни мужчин и женщин. И если бы только по глупости мы не стыдились искать во власти и наслаждениях удовлетворение своих честолюбивых помыслов, которые с течением времени оказывались иллюзиями. Нет, я, подобно моралистам семнадцатого века, предпочитаю видеть во всем этом несовершенство разума, побежденного порывами и страстями.
На девятом десятке жизни я ощутил, что во мне все растет, переполняя меня, сострадание, и неизвестно, что с ним делать. Множество лиц, людей, судеб отдельных существ и некое отождествление с ними изнутри, и в то же время сознание, что я уже не сумею предложить этим своим гостям убежище в моих стихах, поскольку уже слишком поздно. Я думаю также, что если бы начинал заново, каждое мое стихотворение было бы биографией или портретом какого-то конкретного человека, а точнее, плачем над его судьбой.
И вот мы уже по другую сторону.
Кампании завершены. Собственность перекроили.
Над пепелищами дымка.
А Хелена себе танцует между кострами.
Видимо, ей известен секрет какой-то особой жизни,
А я целый вех пытался понять ее смысл — без толку.
Знаю, ты натерпелась, Хелена, и не пожаловалась
ни полсловом.
Голодала, не ожидая помощи ниоткуда.
И больницы, убожество тела, которое хочет себя
любить,
Ненавидит себя и плачет в заплеванном коридоре.
Кто бы подумал, Хелена, что наша юность так
повернется?
Сад под солнцем сверкал, и стояло вечное лето.
А потом нас долго учили терпеть заодно с другими
И благодарить минуту, если прошла без боли.
По воскресеньям я посещаю храм и молюсь, как все.
Кто я такая, чтобы отличаться от прочих?
Точно так же не вслушиваюсь, что там бубнит
проповедник.
А то бы пришлось допустить, что мне отказывает
здравый смысл.
Я старалась быть верной дочерью моей
Римско-католической церкви.
Читала «Отче наш», «Верую» и «Богородицу»
Вопреки своему постыдному маловерью.
Не мне рассуждать, как там будете Адом и Раем.
Но этот мир переполнен пакостью и уродством.
Должны же хоть где-то быть доброта и правда.
А значит, должен быть Бог.
Однажды я увидел по телевизору кладбище нерожденных детей с маленькими могилками, на которых японские женщины зажигали свечи и оставляли цветы. На минуту я вообразил себя одной из них, наклонившейся положить букет хризантем.
— Сын мой, я зачинала тебя в любви и ничего
другого я о тебе не знаю.
Ты бы мог от меня услышать об ужасах жизни, от
которой тебя избавили.
О том, как нас посещают беды, а мы не можем
понять, почему нас, таких особенных,
наказывают, как всех остальных.
Может быть, ты узнал бы то же, что я, и, стиснув
зубы, год за годом сносил судьбу,
потому что так нужно.
Терпя, я думала, может быть, ты, мой сын,
унаследуешь мою проклятую стойкость
и способность к самообману.
Читать дальше