Борис Сопельняк - Рядовой Рекс (сборник)

– Серо-буро-малиновая, – сгорая от стыда, буркнул Игорь.

– Значит, красная, – тоном школьного учителя закончил сапер.

– Вот и ладно, – обрадовалась Настя. – Значит, с луком? А если немного сальца?

– Можно и сальца.

– Тогда я пошла. К обеду не обещаю, но на ужин принесу целую сковородку.

Когда Настя скрылась за дверью, летчик достал утку и заметил:

– По башке бы этой самой палицей…

– Велика честь, – хмуро бросил танкист. – В ведре надо было топить. Сразу, в день рождения.

– Ну, виноват! Ну, брякнул! Ну, дубина, ну, дурак! – взмолился Игорь. – Хотел как лучше, хотел разведать, что это за лекарство.

– Ладно, хоть понимает, что дурак, – сразу смягчился летчик.

– Болен, но не безнадежен, – вздохнул сапер. – Девчонку-то в какое положение поставил! Она же ради тебя весь подвал переворошит, пока не найдет красную картошку!

– Извините. Честное слово, хотел как лучше, – сокрушался Игорь.

– Все, баста. Лежачего не бьют, – подвел итог танкист.

– Тем более такой грозной палицей, – задвинул под кровать утку летчик.

– А картошку придется срубать, – вздохнул танкист.

– Виновнику – две порции, – заметно обмякая, закончил сапер. – Вот бестия, опять чего-то подмешала…

Через минуту вся палата дружно храпела.

А в кабинете профессора Дроздова шло совещание. Активнее всех вела себя невысокая средних лет женщина.

– Эти больные меня не устраивают, – постукивала она кулачком по столу. – Хоть вы и определили их в семнадцатую палату, безнадежными они стали не от характера ранений, а от врачебной недобросовестности.

Профессор Дроздов побагровел и набрал в легкие побольше воздуху, чтобы достойно ответить, но женщина прихлопнула рукой лежащие на столе бумаги и решительно встала.

– Прошу понять меня правильно: пенициллин надо испытать на абсолютно безнадежных пациентах, только тогда мы будем знать его подлинную силу.

– Или слабость, – вставил Дроздов. – Вы так много говорите о своем препарате, а мы даже не знаем, как он открыт, как прошли лабораторные испытания, и вообще что-то не верится, чтобы выжимка из какой-то плесени стопроцентно лечила тот же абсцесс легких. У капитана Кожухова одиннадцать сквозных ранений – и все в легких. Нагноения вокруг ран, жесточайшее крупозное воспаление, а вы, Зинаида Виссарионовна, изволите говорить о моей недобросовестности.

– Не вашей лично, – смутилась женщина. – Я внимательно изучила историю болезни капитана Кожухова: вся беда в том, что он двое суток находился в холодной палатке – отсюда жесточайшая простуда и, как следствие, крупозное воспаление.

– И все же я настаиваю на включении капитана Кожухова в экспериментальную группу.

– Хорошо. Уговорили, – неожиданно обворожительно улыбнулась Зинаида Виссарионовна. – Далее, – перевернула она листочек. – Лейтенант Ларин сомнений не вызывает – он действительно на грани смерти. Старший лейтенант Парамонов… Я долго думала, брать ли его в экспериментальную группу, ведь кожу-то мы ему не вернем – это совсем не по нашей части. Хотя воспалительный процесс остановим, в этом я не сомневаюсь.

– Кожей займутся другие, – бросил Дроздов. – Все танкисты поклонятся вам до земли, если не дадите им умирать от ожогов.

– Ну что ж, пусть будет по-вашему. А как быть с подполковником Ляшко? Гангренозные явления мы, конечно, ликвидируем, но ведь у него нет ни одного целого сустава. Не проще ли сразу ампутировать обе ноги?

– Нет, не проще, – недобро засопел Дроздов. – Вы делайте свое дело, а суставы – прерогатива хирургов.

– Согласна, – вздохнула Зинаида Виссарионовна. – Итак, одна экспериментальная группа сформирована, но ведь нужна вторая.

– Зачем? – вскинулся Дроздов.

– Дорогие коллеги, я не сказала вам самого главного: со своими ассистентами к нам прибыл один из создателей английского пенициллина доктор Флори. Он был страшно поражен, когда в ответ на его предложение испытать чудодейственное лекарство на наших солдатах мы сказали, что у нас есть свой пенициллин – мне удалось получить его из плесени, которая называется пенициллиум курстозум. Короче говоря, принято решение провести сравнительные испытания. Контроль за состоянием больных и вводимыми дозами лекарства будет двусторонний, но степень безнадежности раненых, прошу прощения за такую жесткую формулировку, и в той и в другой группе должна быть идентичной. Иначе вся задумка с испытаниями просто бессмысленна.

– Теперь все ясно, – вздохнул Дроздов. – Какие будут предложения?