Борис Сопельняк - Рядовой Рекс (сборник)

А храбрец сидел на носу лодки, до белизны в суставах вцепившись в ее борта. Седых специально устроился спиной ко всем остальным: он очень боялся, что не сможет совладать с лицом и ребята поймут, как панически он боится воды.

«Хоть бы берег был виден, – тоскливо думал он. – Да что мне берег, один хрен – камнем на дно! Был бы налегке, куда ни шло, а так – автомат, пять дисков, полпуда гранат, тушенка, хлеб… Нет, если перевернемся, на поверхности не продержусь и секунды. Обидно идти на закуску рыбам! Бр-р-р! – передернул он плечами. – Нет, так дело не пойдет. Так и свихнуться можно. Надо что-то делать…»

Седых покосился назад. Лиц товарищей он не разглядел, но чувствовал – им тоже не по себе.

– А что, славяне, не спеть ли нам что-нибудь разудалое? – неожиданно прохрипел он.

– Что-что? – донеслось с кормы.

– Не спеть ли, говорю, нам? А то скучновато стало. Давайте про Байкал, а? Как там, Шарко, не помнишь?

– Ну, как это… – откашлялся высокий чернобровый парень. – Славное, значит, море… – просипел он.

– Мацкевич, как дальше? – не отставал Седых.

– Ага, – неохотно выдавил русоголовый Мацкевич. – «Славное море, священный Байкал…»

– Да не так! Ну что вы как на похоронах?! Веселей надо, раздольней! «Сла-а-вное мо-о-ре…» – перекрывая свист ветра, затянул Седых.

– «Священный Байка-а-а-л», – подхватил Шарко.

– Ну вот, другое дело, – довольно заметил Седых. – «Сла-а-авный корабль…»

– «Омулевая бочка-а-а», – дирижировал ручным пулеметом Шарко.

– «Эй, баргузи-и-и-н…» – неожиданно высоким тенором вывел Мацкевич.

– «Пошевеливай ва-а-а-л…» – грянуло трио.

– Оце дило, оце письня! – понял задумку гребец. – Оце по-нашему!

После того как с грехом пополам – никто не знал всех слов – закончили про Байкал, вошедший в раж Шарко напомнил, где они находятся, и устрашающе-басовито затянул:

– «Ревэ тай сто-о-гнэ Дни-и-пр широк-и-й…»

– «Сердытый ви-и-тэр за-а-выв-а», – подхватил гребец.

Когда лодка ткнулась в песок, встречавшие ее партизаны ничего не могли понять: сидящие в лодке бойцы и не думали вылезать. Они сбились в кучу и что-то тихо пели.

Перед тем как отправить лодку в обратный путь, Седых наклонился к гребцу и шепнул:

– Сажай на весла наших ребят, а сам отвлекай их песнями, байками, чем угодно, – лишь бы не молчали и не глядели на воду.

Партизан понимающе кивнул и взмахнул веслами.

За полчаса до рассвета лодка причалила в третий раз. Ее тут же спрятали в кустах, а разведчики скрылись в небольшой пещере, вырытой под срезом крутого берега.

День прошел спокойно, а ночью лодку снова вытолкнули на воду. Спокойно прошел еще один день и еще одна ночь.

Когда «группа 7» собралась в полном составе, Ларин облегченно вздохнул.

– Дело прошлое, – признался он, – но переправы я очень боялся. Представляете, что было бы, засеки нас немцы на воде?!

– Да уж, – поежился Седых. – Хоть мы и тощеваты, а на кормежку рыбам сгодились бы и такие.

– До рассвета два часа. До этой балки, – Ларин ткнул в карту, – двадцать километров. Так что ноги в руки! Другого места для дневки на нашем пути нет. Бегом, марш! – скомандовал он и первым углубился в набрякший от дождя лес.

К форме вахмайстера Виктор привык быстро. Так же быстро научился четко и лаконично отвечать на приказы Крайса. А вот с вождением машины дело обстояло хуже. То ли потому, что давно не сидел за рулем, то ли давала себя знать контузия. Виктор путался в педалях, включал не ту передачу, ни с того ни с сего нажимал на клаксон.

Крайс снова и снова объяснял, что к чему, садился на место водителя, показывал, что и как надо делать, но на Виктора будто морок нашел – не получалось, и все. Тогда к машине кидался Маралов, кричал на Громова, как на мальчишку, демонстрировал езду вслепую, снова сажал за руль Виктора – и тот с обреченно-виноватым видом в который раз повторял все то же самое.

Но больше всех от этой возни и шума страдал Рекс. Он все время был рядом, слышал, как кричат на хозяина, и даже не пытался гавкнуть на обидчика. Никогда бы и никому Рекс не позволил так непочтительно обращаться с хозяином, а тут бродил около машины с опущенной головой и виновато помахивал хвостом.

Виктор это видел, от беспомощности еще сильнее злился – и на себя, и на учителей – и конечно же допускал еще больше ошибок.

За двое суток до начала операции Крайс не выдержал и сказал Виктору:

– Придется мне ехать одному. Или уложить тебя на заднее сиденье, перебинтовать и говорить, что партизаны ранили шофера.