Сергей Михеенков - Заградотряд

– Ну что, ребята? – крикнул Титков весело, как будто привёз полевую кухню с горячей кашей и звал всех к котлу. – Много трофеев нахватали? Тащи всё в деревню!

Трофеи были. Несколько пулемётов, два миномёта, мотоцикл, повозки и несколько лошадей. Лошадей, правда, тут же старшины расхватали по ротам. Их в список трофеев не впишут. Не такие дураки командиры, чтобы ради лишнего ордена коня в чужой обоз отдавать. Ордена ещё будут, а конь нужен сейчас.

Кухня и вправду уже ждала их в только что захваченной деревне. Вот молодец старшина! День выдался хороший. Даже, можно сказать, весёлый. Все живы. Раненых быстро отправили в тыл. Жалко только, что в Калуге не побывали. В Туле вот довелось. Щами с гусятиной угостили. На всю жизнь запомнится. А тут – не довелось. С другой стороны, что им было делать в Калуге? Город разбит. Народ голодный. Можно было бы отыскать семью Ванникова. Но что сказать его жене? Что не уберегли её мужа от немецкой пули? Рассказать-то, конечно, надо было. Где убит. Как воевал. Как о них тосковал…

Каша была вкусная. Гусёк так и хватал с ложки большими кусками. Задыхался, кашлял, шлёпал жадными губами, измазанными сажей. Без конца закидывал за спину свой ППШ. Приклад автомата он уже где-то поцарапал.

– Что ты, – сделал ему замечание пулемётчик Гридников, – как гончий кобель после охоты…

Гусёк только засмеялся и отвернулся, чтобы кашлять в сторону. Ел он всегда много.

Прошли мимо миномётчики. Несли трофейный пулемёт и немецкие ранцы.

– Пригребай, ребята, к нашему котлу! – позвал их старшина. Своих он покормил, можно было угостить и соседей, так выручивших во время боя.

Солнце уже зачерпнуло снега в дальнем поле, золотило густым уходящим светом соломенные крыши. Уцелела деревня. Уже и жители откуда-то появились. Ребятишки сновали среди бойцов. Их старшина тоже приказал кормить до отвала.

«Вот бы и свою родную деревню так войти», – подумал Отяпов и никому об этой своей мечте не сказал. Он знал, что на войне лучше об этом молчать.

Отяпы были далеко. Но туда они уже шли.

Полк разгрузился на заснеженной станции.

Артиллеристы выводили из вагонов испуганных лошадей, скатывали по бревенчатым помостям дивизионные пушки. Орудия на резиновых колёсах мягко скатывались вниз, в снег, покачивались из стороны в сторону, словно живые.

В голове состава разгружалась санитарная рота. Там тоже стояла суматоха и гвалт.

Роты выгрузились быстро. Сложили на сани своё армейское добро: ящики с гранатами, цинки с патронами, какие-то мешки, от которых пахло съестным – ни то сухарями, ни то воблой. И через полчаса уже шагали взводными колоннами по натоптанному просёлку прочь от станции.

– Куда ж нас, братцы, гонят? – спросил боец из недавнего пополнения, прибывшего из Калуги.

В их полк влили несколько маршевых рот. Пополнили новыми орудиями артиллерийский дивизион. Каждой роте выделили два пулемёта – из ремонтного фонда. «Максимы», брошенные по лесам и дорогам ещё во время осеннего отступления и собранные комсомольцами, отремонтировали на калужских заводах и распределили по ротам, как награды.

Гридникову сразу же присвоили младшего сержанта и дали двоих бойцов из калужан. Один из них теперь тащил тяжёлое тело «максима» с ребристым кожухом, другой – станок. Гридников нёс, перекинув за спину на трофейном ремне, покрашенный известью щит. Коробки с лентами первый номер, пользуясь своим новым высоким чином, заботливо распределил среди бойцов взвода, так что ни одно из отделений не осталось без ноши.

Одна из коробок была поручена отделению Отяпова. И вначале её бережно нёс сам отделённый. Наконец Отяпов окликнул шедшего рядом Гуська и сунул ему в руки тяжёлую металлическую коробку, тоже кое-как, наспех, обмазанную густой известью.

Маскировку наносили уже в эшелоне. Взводный принёс ведро с известью и приказал покрасить всё, что можно. На всё извести, конечно, не хватило. Но каски и пулемёт покрасили.

Шли уже несколько часов. К вечеру мороз начал прижимать. Особенно в поле, так и жалил открытые места, давил на лоб и виски.

Вскоре впереди увидели холмы, которые грядой уходили вдоль шоссе на запад. У подножия холмов всё было запутано проволокой. Темнели следы танковых гусениц. В лощинке стоял сгоревший лёгкий Т-60. Корма у него была взорвана, видать, сдетонировали боеприпасы. Он уже порыжел от ржавчины, а сверху был накрыт высокой снеговой шапкой.