Авигея Бархоленко - Светило малое для освещенья ночи

— Можешь, — сказал малец.

— А как же дышать? — спросила она.

— Это не главное, — сказал малец.

— А что главное? — спросила она.

Малец не ответил, и она опять испугалась.

— Ты живешь только во мне? — спросила она, заранее ужасаясь.

— Нет, ты меня уже родила, — напомнил малец.

— Но я… Ты — только здесь… Когда вернусь, тебя не будет навсегда? Тебя — нет?

— Неужели похоже, что меня нет? — засмеялся младенец беззубым младенческим ртом.

— Нет, нет, — торопливо подтвердила она. — Ты есть. Конечно, ты есть, ты же освещаешь мою темноту. — И опять усомнилась: — Но ты должен меня ненавидеть.

— Любить лучше, — сказал малец. — Тогда видно дальше.

Да, подумала она, когда я прихожу сюда, мне тоже кажется, что я вижу дальше. А они все стреляют и стреляют. Они заставляют меня вернуться.

— Ты пойдешь со мной? — спросила она.

— Еще нет, — ответил малец.

— Ты покинешь меня? — ужаснулась она.

— Уже нет, — вздохнул малец, просыпаясь.

Господи Боженька, что мне предстоит? — воззвала Лушка во мраке.

— Идти, изживая, — ответил рожающий ее свет.

— Что она сказала? — спросил псих-президент.

— Ничего существенного, — отвернулась сестра, бросая пустые ампулы в кювету. — Что-то про жизнь.

— Жить, изживая, — внятно перевела Марья.

— Гм… Люди, которых мучают не свои проблемы, не переводятся. А нам не отпускают лекарств.

— Вы знаете лекарства от проблем? — не удержалась Марья.

— Разумеется, — ответил псих-президент. — Заменить большую проблему проблемой поменьше, проблему поменьше — небольшой, небольшую — незначительной, пригодной для разрешения местными усилиями… Ничего сложного.

— А упорствующим в большем — место в сумасшедшем доме? — усмехнулась Марья.

— А вы хотели бы, чтобы гулящие девицы учили человечество жить? — проговорил псих-президент, выпуская Лушкину руку.

— Не более, чем гулящие мужчины, — пробормотала Марья. — Она спит?

— Надеюсь, — небрежно бросил псих-президент. — Чем вы ее так впечатлили, Мария Ивановна? Чтобы Гришина брякнулась в обморок, как французская маркиза… Что вы ей сказали?

— Я ничего не говорила… Я рассказывала о том, как хоронила свою мать.

— Ага, — сказал псих-президент. — Теперь понятно.

— Я не предполагала, что это может иметь к ней отношение, — обеспокоенно сказала Марья.

— Жить, изживая… Гм. Комплекс вины. Она считает, что убила своего ребенка.

— Только считает?

— Согласно медэкспертизе — двухсторонняя пневмония, не более.

— Всего лишь, — буркнула Марья.

— Мне нужен главврач, — заявила Лушка.

Дежурная сестра взглянула мельком и касательно, мимо торчащего из коротко подросших волос Лушкиного уха, и продолжила более срочную работу — приклеила разнокалиберные листочки анализов в чью-то затрепанную историю болезни.

Лушка дождалась, пока сестра отложит историю в сторону.

— Мне нужно поговорить с главврачом, — настойчиво повторила она и, стараясь быть убедительной для перечеркнутого решеткой человека, добавила: — Пожалуйста.

— Завтра, — не глядя на бритую девку, ответила сестра. — Завтра будет обход.

— Нет, — не согласилась Лушка. — Скажите ему. Его нет в кабинете. Он где-то…

— Олег Олегович занят, — заученно сказала сестра.

— Ничем он не занят, — опровергла Лушка. — Потому что читает «Фаворита».

Дежурная взяла следующую пачку анализов. Она профессионально не вступала в пререкания с душевнобольными.

Сжав решетку, отделяющую один безумный мир от другого, Лушка ждала.

Псих-президент в своем убежище отложил книгу. Интересно, но утомляет. Прошлые люди слишком однолинейны.

Псих-президент поднялся с дивана. В последнее время ему стало не хватать окна. Лет десять назад он посчитал отсутствие окна достоинством — территория для убежища была отрезана от соседнего помещения. Он тогда распорядился оборудовать туалет и душ, и до сих пор доволен, что то и другое принадлежит только ему, — никто, кроме уборщицы, не переступал порога этих кабин, и ничья рука не изобразила на девственной стене ни одного иероглифа подручными средствами. Он тогда и затеял эту перестройку, чтобы иметь индивидуальный сортир, а уж диван и происходящее на нем имели срединное значение.

Олег Олегович зашел в идеально чистый туалет. Это место он любил больше всех прочих на земле. Здесь его никогда не мучили запоры. И ни одна баба не осквернила его своими выделениями. Туалет бы верен псих-президенту больше собаки.