Йоханнес Зиммель - И даже когда я смеюсь, я должен плакать…

Но Миша может только молча прижать ее к себе, потому что он тоже этого не знает. Так они и стоят неподвижно и смотрят, как милиционер под насмешки колхозников ведет толстого Котикова в подвал сельсовета, где тот оказывается в той же самой камере, где только что был Миша.

А потом они сидят в гостиной перед черно-белым телевизором и видят крымский пейзаж, видят Горбачева. Он еще на своей даче, бледный, изнуренный человек, выглядящий совершенно сломленным. Ситуация у него под контролем, говорит он и приказывает всем вооруженным силам вернуться к местам своей дислокации и впредь подчиняться распоряжениям Ельцина, пока он, Горбачев, не вернется в Москву…

Теперь телевидение передает подробные сообщения обо всем, что происходило. Кадры, снятые операторами разных стран, уже обошли весь мир, в России их видят только теперь, после отстранения ГКЧП от власти…

Танки пытаются смять гусеницами баррикаду на пересечении Калининского проспекта и Садового кольца, состоящую из автобусов. Молодые люди бегут им навстречу, они прыгают на танки с плащами, чтобы закрыть водителям обзор. Автобусы горят, юноша падает с танка, и его давят. Страшно изуродованный, он остается лежать в луже крови на асфальте. Первый убитый…

Теперь летят бутылки с горючей смесью, танк загорается, солдат выпрыгивает наружу. В панике он бешено палит из своего «Калашникова» — в воздух, не подпуская к себе людей. Летят и взрываются следующие бутылки с бензином, вспыхивает броня. На танки забираются молодые люди, многие пытаются вытащить солдат из люков. Еще один падает на землю и оказывается под гусеницами. Второй убитый…

Танки движутся среди толпы людей. Прожекторами бронемашин место событий освещается как днем. Худощавый темноволосый молодой человек кричит:

— Не стреляйте! Не стреляйте! Я не вооружен!

Он вскакивает на танк — под номером 536 — открывает люк, наклоняется, очевидно, желая поговорить с солдатами в танке. Раздается выстрел. Молодой человек безжизненно повисает на люке. Третий убитый…

Волнения разгораются!

Люди полностью блокируют танки, не дают им проехать и кричат в лицо солдатам, вылезшим в страхе и смятении из танков:

— Убийцы! Убийцы! — И снова: — Убийцы! Убийцы! — Разъяренные товарищи убитых стаскивают солдат с танков; многие из них поднимают руки.

— Не допускайте насилия! — кричат другие. — Без насилия! — Они, в свою очередь, стаскивают юношей с танков, призывают танкистов повернуть танки назад, — вперед и сам ни один из них не едет. Трое мертвых лежат на мокром асфальте. Возле одного танка сидит командир, пожилой человек в кожаной куртке с широким меховым воротником, лицо в масле и в крови, волосы всклокочены. Сложив руки, он неподвижно смотрит на одного из убитых.

Через четверть часа путь для возвращения танков свободен. На танках братаются солдаты и молодые парни в гражданской одежде.

Новые кадры…

На утро после этой ужасной ночи люди на баррикадах, несмотря на известие об их победе, тихи и печальны. Молодые люди соорудили для троих убитых памятное место. Они погибли не точно на этом месте, но «здесь они вместе с нами», — говорит девушка в микрофон репортера.

Теперь здесь лежат цветы, сигареты, хлеб, соль, водка — русский обычай почтить память умерших. Среди цветов лежат скупые строки стихов.

Диктор сообщает имена погибших: Владимир Усов, Дмитрий Комарь и Илья Кричевский. Русский, украинец и еврей.

— Кричевский еврей, — говорит Лева, обращаясь к Мише, и добавляет: — Вот видишь! Да, у нас был антисемитизм, евреев у нас преследовали — до революции, при Сталине и после него вплоть до Горбачева. Но эти дни изменили страну, для всех началось новое время. — Он радостно смеется. — Ты приехал как раз во время. Двое христиан, один иудей — три героя Советского Союза! Свобода, равенство и братство!

— Да, — говорит Миша. — Перед ликом Всевышнего нет эллина, ни иудея.

Через голову Левы он смотрит на Ирину и грустно улыбается, а она отвечает ему еще более грустной улыбкой. Что-то изменилось в Ирине за эти два дня, и Миша знает, что и почему. Они не выключают телевизор. Только в полтретьего ночи 22 августа по телевидению показывают прибытие в Москву самолета, который доставил сюда Горбачева, его жену Раису и их внучку из Крыма. Все трое совершенно обессилены, они едва держатся на ногах.

24 августа, в субботу, семья Петраковых и Миша снова сидят перед телевизором и смотрят, как хоронят трех молодых людей. От туннеля на Садовом кольце, неподалеку от Планетария, где они погибли, траурная процессия движется к Белому дому и дальше к Ваганьковскому кладбищу. Там в церкви молебен служит патриарх Русской Православной Церкви Алексий II, отпевают Владимира Усова и Дмитрия Комаря. Одновременно перед церковью происходят похороны молодого еврея Ильи Кричевского. Руководит ими раввин Зиновий Коган. Тут было сделано исключение, потому что по иудейским канонам погребение не должно совершаться в субботу.