Яков Капустин - Веревочка. Лагерные хроники

Будучи спортсменом, Иван пил только полусладкое шампанское, а потому выпивал крайне редко, ибо это в лагере неприличная роскошь.

Но любящая его Зоя Петровна, зная Ивановы вкусы, наладилась ежедневно приносить в рабочую зону по бутылке шампанского.

В обеденный перерыв она не уходила домой, и они с Иваном выпивали по стакану. А поскольку оставался лишний стакан, то Иван заносил его ко мне в кабинет с одними и теми же словами:

– Марк Михайлович, не желаете ли глоток шампанского?

Мы всегда были на «ты», но эту фразу Иван произносил официально и торжественно.

Это продолжалось почти полгода и я, почувствовав, что привыкаю и к шампанскому и к ритуалу, уговорил и Ивана и Зою Петровну не подвергать искушению мой организм.

Иван, вскоре, вышел на поселение и женился на Зое Петровне.

У неё был семилетний сын, и Иван, после полного освобождения, усыновил мальчика. Они уже прожили лет шесть, когда у меня появилась возможность видеться с ними на свободе. Они часто приезжали к нам из своего посёлка, и для нас с женой это всегда был праздник. На это случай, у меня всегда была припасена бутылка шампанского, которую мы, со смехом, распивали.

Мы уже жили в Ленинграде, когда я узнал, что Иван трагически погиб.

Его ударило по голове вершинкой ели из рассыпавшейся на лесовозе пачки хлыстового леса. Попутчика Иван успел оттолкнуть, и почти отбежал сам, но его зацепило самой вершинкой. И это оказалось смертельным.

Зоя Петровна долго жила в этом посёлке, даже уйдя на пенсию. Мы перезванивались, и она говорила, что не хочет уезжать от Ивана Васильевича.

Так после смерти она стала называть своего покойного мужа.

Как-то на застолье один очень большой начальник сказал мне:

– Если бы я умел молчать так, как ты, я бы уже стал президентом.

А ведь я научился этому у замечательного человека, на которого всю жизнь мечтал быть похожим.

У Ивана Васильевича Пинчука. Земля ему пухом.

Наверное, в жизни каждого человека случается событие, которое показывает ему, какое он дерьмо и ничтожество.

Не прошло это и мимо меня.

В каждой колонии есть должность начальника оперативной части (кума), в обязанности которого входит задача выявлять скрытые механизмы лагерного быта для принятия соответствующих карательных мер.

Кум нашей зоны капитан Амелькин, по кличке Косорылый, был человеком изощрённого ума, энергии и зловредности. Достаточно сказать, что, когда мы возвращались с работы и видели, что у кума в кабинете горит свет, настроение у многих портилось на целый вечер.

Меня он держал в напряжении постоянно, и периодически сажал в изолятор, но вышестоящее начальство, ответственное за план, освобождало меня всегда через сутки-двое, что кума приводило в бешенство.

Но однажды произошло событие, заставившее Косорылого, который ненавидел эту кличку, считать меня личным врагом. Узнав, что ко мне приехала мать на длительное свидание, Косорылый, а иначе за глаза его не называли, пришёл в нашу комнату и начал меня расхваливать матери, глядя на меня, чтобы я понимал, что он глумится и получает удовольствие.

Мама, выслушав о сыне столько добрых слов, решила поблагодарить хорошего начальника, о котором за эти два дня постоянно слышала от меня и соседей по дому свидания и, полагая, что у него такая фамилия, на голубом глазу произнесла:

– Спасибо вам большое товарищ Косорылов.

Кум посмотрел на меня печальными глазами, наверное, уже решив для себя, во что мне это обойдётся и молча удалился.

Его мести я ждал недолго.

Командир взвода охраны лейтенант Женя Ушаков, с которым мы были в приятельских отношениях, попросил заказать для его начальства у наших умельцев хороший охотничий нож в ножнах.

За две бутылки водки слесарь Володька Закржевский смастерил из автомобильной рессоры прекрасный нож, с которым не стыдно было пойти и на медведя.

Уж не знаю, какими ходами пользовался кум, но минут через двадцать после того, как я получил нож и положил его в ящик стола в своём кабинете, зашёл Косорылый с сержантом и забрали нож вместе со мной на вахту.

Сдавали меня крайне редко, поэтому я расслабился, и это была чисто моя беспечность и самоуверенность. Дело могло принять любой оборот, вплоть до уголовного.

Хозяин зоны Иван Фомич Овчинников был в растерянности. Я тянул всё производство, и ему не хотелось отдавать меня на растерзание. Но и взять на себя конфликт с кумом он не мог. Порядок – есть порядок.