Антонио Редол - Яма слепых. Белая стена. Рассказы

Вспоминая те минуты, Зе Мигел испытывает смятение. Но для него все так и было. У него есть своя версия истины, согласно которой нельзя рассказать ничего сверх того, что он увидел — и выдумал, — сидя в седле.

Когда первая пуля пробила череп Принца, он задрал раненую голову во внезапном ужасе, взметнув передние копыта в воздух движением, исполненным отваги и решимости. Широкие ноздри еще больше раздались, вопрошающие глаза закатились, и он испустил ржание — долгое, разнесшееся на полмили вокруг. Прежде чем конь почувствовал боль, холодную боль, сразу превратившуюся в огонь, разодравший, прожегший его вены, он был оглушен грохотом выстрела, что разнес ему мозг.

Но он еще успел проскакать несколько метров отчаянным галопом, забыв уроки опытного пикадора, обучавшего его в Эворе, тревожась лишь об одном — как бы спасти хозяина, вонзавшего ему шпоры в самую чувствительную часть брюха. Он проскакал галопом метров десять или немногим больше, вздыбив гриву, но после третьего выстрела встряхнул головой и, упав, уткнулся храпом в землю и снова заржал — заржал в последний раз полным смертной тревоги вибрирующим ржанием.

— Боишься, случится что-нибудь?

Машина мчится по Лиссабону в сторону площади Ареейро. Зе Мигел решил проехать по этой части города, вспомнив о комнате, которую он снимал на проспекте Жоана XXI, на этаже, принадлежавшем Сесилии, модистке. Встречаться с женщиной в доме у модистки очень удобно: женщине незачем говорить дома, что она собирается на мессу или к парикмахеру: можно позвонить и узнать, не появились ли в ателье какие-нибудь новинки.

— Ты что — не слышала, что я спросил?

Зулмира возвращается к действительности, отогнав поглощавшие ее мысли. Регулировщик остановил движение посреди улицы Фонтес, и Зе Мигел поворачивается к девушке, смотрит на нее недружелюбно, чувствуя, что сейчас она далеко от него. Они обмениваются вопросительными взглядами.

— Ты говорила тут: вы с матерью помогаете друг другу обманывать старика.

— Да…

— В чем же вы друг другу помогаете?

— Да ну еще!

— Никаких «да ну еще», не смей так отвечать, не люблю, чтобы со мной разговаривали таким тоном. На меня это не действует, я не реагирую. В чем вы друг другу помогаете?

— Когда уходим куда-нибудь вместе, дорогой.

— Или когда твоя мать уходит куда-нибудь? Девушка смотрит на него дерзко, вызывающе.

— А тебе нужно знать, уходит она куда-нибудь или нет? По-моему, не нужно. Ты ведь уже сказал мне, что между вами все кончено.

— А она тебе что говорит?

— Что все кончено, дорогой.

— Но в таком случае?!

— Что «в таком случае»?

— Зачем ей нужно обманывать старика?

Зулмира чувствует потребность заставить его поревновать.

— По-моему, это уже не твое дело. Тебя не должно интересовать, что она делает. И меня тоже… Каждый устраивается, как может, дорогой, разве не так?

— Твоя мать обыкновенная шлюха. Дешевка бесстыжая.

Позади гудят другие автомашины, требуя пропустить их.

Регулировщик открыл движение, а Зе Мигел, ослепленный гневом, не сразу это замечает. Затем отчаянно срывается с места, обходит то справа, то слева вырвавшиеся вперед машины, бросая на девушку быстрые взгляды. Ведет рывками, переключая свет фар, чтобы ему уступили дорогу: ему не терпится поскорее прибыть на место.

— Ей бы в ее возрасте следовало научиться стыду.

— Не вижу, зачем бы. Стыдом не заплатишь за квартиру и сыт не будешь.

— Я даю тебе два конто в месяц.

— Некоторые и по пять получают, да все-таки прирабатывают на стороне.

— Что-что?!

— Между вами все кончено, ты сам сказал, дорогой.

— Да, но она — твоя мать.

— Ну и что?

— Как «ну и что»?!

— Ей ведь тоже нужна любовь.

Это естественно: любовь всем нужна, дорогой. Кому больше, кому меньше, но всем. Она нашла себе дружка.

— Который думает о тебе.

— Не знаю, дорогой. Может, и думает, не знаю. Мы чужими мыслями не распоряжаемся. Или, по-твоему, я виновата?

Но тут Зулмира вспоминает, что Зе Мигел обещал подарить ей эту машину, ей не совсем верится, но как знать, и она начинает заигрывать с любовником. Улыбается, похлопывает его но руке, раскуривает сигарету и протягивает Зе Мигелу.

— Ты что, принял разговор всерьез, дорогой? У тебя совсем нет чувства юмора.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Что ты быстро выходишь из себя, что ты относишься к людям без доверия. Все женатые мужчины, дорогой, помешаны на том, что только их жены — серьезные женщины. Всё потому, что замужние смеются меньше, чем остальные женщины.