Вэй Хой - Замужем за Буддой

— Я кончаю.

И в это самое мгновение я внезапно ощутила страшное опустошение и любовь одновременно. Это было умопомрачение, проникающее до мозга костей исступление. В такие моменты из груди вырывается завывающий пронзительный стон, словно в предвкушении неминуемой смерти.

— Я кончаю… — я отчаянно вцепилась в него и припала к его телу, закрыв глаза. Казалось, мы срослись тысячелетия назад и с тех пор не разлучались.

Он тоже кончил, издав при этом предсмертный вопль.

Но и на этот раз, как и прежде, у него не было семяизвержения.

Потом в гостиной мы пили теплый чай с лимоном и умиротворенно разговаривали, откинувшись на диванные подушки.

— Похоже, тебе нравится заниматься любовью на кухне, — лукаво заметила я.

— Обстановка у меня на кухне намного лучше, чем в спальне, — он смущенно улыбнулся. — А ты не думаешь, что на кухне женщина выглядит особенно женственной и привлекательной?

— Неужели? — я попыталась вообразить себя на кухне, но перед мысленным взором вставала неприглядная картина: я, как угорелая, мечусь между плитой и мойкой, растрепанная, перепачканная сажей и в засаленной одежде. — Значит ли это, что ты будешь любить меня сильнее, если я приготовлю тебе чего-нибудь поесть?

— Вот именно, — ответил он полушутя, не убирая руки с моего плеча.

— Знаешь, мне ужасно любопытно… — я приблизилась к нему и после недолгого колебания, успокоенная его ободряющей улыбкой, прошептала прямо в ухо: — Скажи, у тебя никогда не бывает семяизвержения?

Он внимательно посмотрел на меня:

— А откуда ты знаешь?

— Ну, у меня есть шестое чувство или третий глаз, называй, как хочешь, — ответила я со смехом.

— Правда? — Он нежно потерся носом о кончик моего. — Иногда это происходит. Но не часто.

— А почему? Разве это не мешает тебе испытать удовольствие, когда ты кончаешь?

Мое недоумение было искренним. В старых китайских даоистских манускриптах говорилось о том, что воздержание от семяизвержения помогает сохранить остроту восприятия и бодрость ума, продлевая жизнь и молодость. Согласно классической древнекитайской литературе, например, «Нефритовому императорскому трактату об искусстве любви», овладев тремя тысячами женщин, мужчина мог обрести бессмертие. Но в жизни я никогда не встречала человека, столь изощренного в даоистской альковной практике.

— Нет, не мешает, — и в подтверждении своих слов он замотал головой из стороны в сторону.

Я взглянула Мудзу в лицо, лицо без возраста, излучавшее тепло всегда, когда он улыбался, и промолчала.

— А тебе это не нравится? — спросил он робко. — Ты из-за этого чувствуешь себя хуже?

Я молча отрицательно покачала головой.

— Секс с тобой — это болезненное влечение, сродни наркомании, от которой невозможно излечиться. Меня влечет к тебе днем и ночью. Знаешь, я, словно зевака в новогоднюю ночь, который целый год дожидался праздничного фейерверка и, дождавшись, стоит, высоко задрав голову и широко раскрыв рот в ожидании разноцветного сверкающего чуда, — сказал он, засмеялся и бережно дотронулся кончиком пальца до моего лба: — Ты…

Мы лежали рядом, закрыв глаза, в полном молчании.

Было еще не так уж поздно, но, похоже, Мудзу устал после длительного перелета. Он вскоре заснул и начал тихо похрапывать.

Жалюзи были подняты, и в окно попадал свет огней раскинувшегося внизу ночного города. Небо было не черным и не синим, а свинцово-серым с багровыми кровоподтеками, как в фильмах про вампиров. Где-то на улице, сорока пятью этажами ниже, сновали автомобили, и их монотонный гул сливался с убаюкивающим бульканьем увлажнителя на полу у изголовья кровати, словно за окнами лил дождь.

Я лежала и с чуткостью страдающего хронической бессонницей человека вслушивалась в звуки ночи.

Не знаю, сколько времени прошло, но я вдруг страшно проголодалась. Я тихонько встала, накинула что-то из одежды и прокралась на кухню. Включила свет, и моим глазам предстало сказочное, оснащенное по последнему слову техники королевство. Огромное, теплое и уютное.

Я открыла холодильник и с жадностью съела три куска пшеничного хлеба из муки грубого помола, две упаковки йогурта, четыре маринованных пикуля и целую плитку шоколада.

Сидя за кухонным столом, я поддалась подступившей дремоте. Сладкая сонливость овладела телом, мягкой кошачьей лапой погладила грудь, голову, руки и ноги, и я погрузилась в небытие.

…Словно поднятое неведомой силой, мое тело легким облаком плыло по воздуху и потом спустилось с небес прямо на белые прохладные простыни постели. И в это мгновенье я пробудилась от сна.