Сергей Петров - Тест на блондинку (сборник)

Оксана говорила. В глубине её мерцала неярким золотом коронка.

«Вот только почему вас, таких красивых, образованных, молодых и рассудительных, таких знающих себе цену, два года назад не было – в моём прошлом? Почему? А?!!»

Внезапно мне показалось: белые стены качнулись, и солнечный зайчик от лежащего на старых газетах карманного круглого зеркальца скакнул резвым эллипсом из математической школьной викторины. Махнуло люстрой, рассыпалось осколками света. Пол накренился – угрожающе, палубой тонущего корабля – и я уже отчаянно машу правой рукой, теряю равновесие, и нога катастрофически ползёт по гладкому буку паркета. И метит ринуться вниз несчастная моя голова, а за ней – всё тело, вниз: к тепличному декабрьскому понедельнику, серебрящему кору раздетых тополей солнцу и к голубизне неба, по-стариковски тусклой и бесполезно ласковой, как бабушкины глаза. К невидимо вращающимся в зеленоватой прозрачности реки красным лапам белых лебедей. К атакующему вскрякиванию селезня с фиолетовой резкой головкой над расколотым чёрным чугуном решёток и размолотой бетонной вертикалью русла в покривившемся зеркале плёса. Сейчас я упаду к пронизанным лучами волосам – из-под негритянской кучерявости каракуля, к своевольному и живому женскому рту, к изысканной седой густоте ресниц в бесконечности взмахов. «Здравствуй, Борь! Как поживаешь?..» Я промчусь одинокой кометой в своё прошлое, с бешеной силой и желанием расколюсь о плиты набережной, и ледяное ядро неисцелимой моей тоски разлетится наконец, растает чистой водой, растечётся у ног женщины, с которой началось моё возрождение и которая, в сущности, только и имеет право ступить в эту воду.

«Ленка-Ленка, на кого я тебя променял?!»

Я стиснул виски руками. Кажется, замычал даже. Сорняки седины в шевелюре, свежеиспеченный диплом с хрустящими ароматными корками, зарождающийся гастрит и открывающиеся горизонты в журналистике, бездомность и хорошая зарплата, хилость высохших над книгами мышц, глубокие морщины у глаз и определенно обозначившаяся полнота, спокойная уверенность в себе, исчезнувший страх перед жизнью и до этих минут непонятное, растущее из месяца в месяц подсознательное равнодушие ко всем красивым женщинам – коллегам – всё завертелось-закружилось, затолкалось и рассыпалось вдруг строго по ранжиру. Всё стало на свои места.

Я опустил руки. Оксана молча, полувопросительно, полувраждебно смотрела на меня. А я чувствовал лёгкость необычайную. Давненько её не было! Давненько! Последний раз – два с половиной года назад. Под витражами.

Вралось с вдохновением.

– Ксюшенька, родная! Прости, золотце, за такое поведение. Понимаешь, очень плохо себя почувствовал. У меня бывает так. Гипертонические кризы, знаешь ли, я не говорил тебе. Гемикрании сильнейшие! Врачи говорят: последствия чрезмерных психических нагрузок. Скоро всё пройдёт, но сейчас тебе лучше уйти, Ксюш. Мне надо принять лекарство и отлежаться. Ксюш, сегодня мы вряд ли ещё встретимся. Давай я вечерком завтра к тебе зайду. Договорились?

Заохала-заахала Оксана. Пыталась деятельно соболезновать, но я выпроводил её за дверь. «Милая. Какая милая Ксения! – растроганно и на скорую руку думал я, тщательно собираясь в душ. – «Здравствуй» и «до свидания», «привет» и «пока» – вот все слова, которыми отныне мы будем обмениваться. И только на работе, только на работе». И ложь, сознательно сделанная гадость этой, в общем-то, ни в чём не виноватой девушке доставили мне истинное наслаждение.

На автовокзале я был через два часа: после душа, после пятиглазой яичницы с колбасой, буйнощёкими помидорами и обжигающим какао. Время до отхода автобуса провёл бездумно: побродил по зданию с сумкой на плече, накупил газетной жёлтой ерунды. Посидел в баре за тающим розовым мороженым. Всё было решено; я улыбался, наверное, довольно глупо, водил глазами по сторонам. Люди косились на меня: кто – настороженно, кто – усмехаясь.

В автобусе навалились было сомнения. Пока красно-белый междугородный «Икарус» с тяжёлой плавностью крейсера в тесной гавани выбирался из города, притормаживал у светофоров, лавировал между троллейбусами и легковыми машинами неловко и солидно – рулевой сдержанно перекладывал штурвал, и долгая махина вписывалась в просвет между торопливо разбегающимися от неё эсминцами, – пока было на что поглазеть вокруг, мысли не трогали меня. Миновали окраины, одолели мост через Днепр. Водитель прибавил газу – судно легло на курс. Автобус полого занырял в килевой качке, понесся по пластилиново размягчённому шоссе под внезапно затянутым грозовыми тучами и переставшим быть знойным небом. По обе стороны дороги расстилалось плоское однообразие степи, с каждой секундой сокращалось расстояние до С., неизменное дотоле. В окно бил посвежевший ветер, трепал занавеску-замарашку, обдувал горячую мою голову.