Сергей Петров - Тест на блондинку (сборник)

А встретиться во время сессии… нет, мы не встречались ни разу. Я не проявил инициативы. Понимаешь, недавно совсем осознал, чем мне претило это. Сессии всё-таки продолжали оставаться для меня изматывающим испытанием, несмотря на то, что теперь я относился к ним куда менее серьёзно. Может, я стал равнодушным, но никак не наглым студентом. Все три недели только и делал, что зубрил, разбирался с контрольными, сдавал зачёты и экзамены. Превращать долгожданную встречу с дорогим тебе человеком в десятиминутное беспорядочное столкновение похвальбы и грусти? Я хотел не этого. Меня устроило бы только спокойное, долгое свидание, без тайных взглядов на время, без улыбки, становящейся деланой и напряжённой. Как много, как сумбурно и смутно много мне нужно было ей сказать!..

Правда, два раза я всё-таки звонил Лене. Один раз было занято, а второй – она вела переговоры с рекламодателем где-то в городе.

Про шестой курс рассказывать особенно нечего. Секретарствовать я пока не бросил. Тему диплома выбирал с явным уклоном в журналистику: «Литературная газета» об основных проблемах современной русской литературы в материалах за 1991–1996 гг.». На кафедре с заученной увлеченностью в тысячу первый раз мне предлагали осветить Маяковского или Шолохова. Булгакова, Пастернака и Бродского тоже предлагали, но я настоял на своём. Владимир Дмитрич Рассохин, несколько замкнутый кандидат филологии лет тридцати, мой руководитель, махнул рукой – и она отразилась двумя мелькнувшими тенями в затемнённых толстых стёклах его очков: «Делайте что хотите. Сейчас такое время, что никто не знает толком, о чём писать».

Десять … да, десять дней назад, в прошлый вторник, я защитился на «отлично». В этот же день в «Киевских ведомостях» вышел мой третий, а всего четырнадцатый, считая местные газеты, журналистский материал…

Он надолго умолк. Молчал и хозяин. Серыми графитными мазками в слабом дуновении света из окон напротив рисовалось его лицо, шевелилась огненная темнота майки на груди: в задумчивости хозяин потихоньку вращал плечами, как на разминке.

Рассказчик сожалеюще поводил массивным дном бокала по столу: вино давно было допито.

– Солнечным утром прошлого воскресенья я проснулся в общежитии не один. Два моих матраца сложены рядышком на полу. На них, на скомканных простынях я и лежал – почти по диагонали. Наверное, часов около девяти было. На улице, под открытым окном тихо, как во всякий выходной. Я едва разлепил глаза. Обязательно заснул бы снова, если б не бродящая по комнате Ксюха, мой корректор. Хлопковые белые трусики – вот вся её одежда.

Со вторника, с самой защиты, мы с Виктором праздновали и расслаблялись. Сначала отметили со всей группой в ресторане. Продолжили уже дома, точнее, на работе. Два с половиной дня мы ходили мутноглазые и счастливые. С утра, закрывшись, выпивали у него в кабинете. Поводов было предостаточно: за долгожданный диплом, за процветание газеты, за мой отпуск с понедельника, за семью, за журналистику, вообще за счастье! Липкие коньячные круги от пузатых рюмок усеяли полировку стола, и незваная гостья-пчела упорно парашютировала сверху в центр самого свежего… Вечерами чинно пили в кругу его семьи. В пятницу после обеда на работу внезапно явилась Анечка и, застав Сомова опять беззаботным, лёгким и весёлым – он в этот знойный день опохмелялся со мной охлаждённым шампанским, – закатила ему скандал. Хорошо, что двери в кабинет были закрыты и я не попался ей под горячую руку. В общем, ничей авторитет не пострадал. Но мне тоже пора было заканчивать. Нужно утрясти перед отпуском дела, да и головная боль на такой жаре переносится особенно тяжело.

Однако настроение продолжало оставаться праздничным, и я обратился к любострастию. Смешливая Оксана! Мы давно симпатизировали друг другу. Сколько болтали вместе, сколько друг друга подкалывали! Это воскресное утро – результат моей решительной атаки, соблазнительная и яркая картинка в тонкой пока брошюре служебного романа.

Ксюшка нравилась мне. Нравилась лёгкостью характера, дразнящим острым языком. Полненькая, подвижная, кареглазая, с каштановыми короткими волосами, с глухим расплывчатым «гэ» в безупречной русской речи. Типичная хохлушка-южанка. Талия у неё точно могла быть поуже. Зато всё остальное безусловно укладывалось в норму: где нужно – прямо и ровно, где нужно – пышно и даже упруго, где нужно – смугловато, кругло и белозубо. Этой ночью оказалась она чрезмерно стеснительной поначалу, зато потом – страстной и ненасытной, чем приятно и здорово меня утомила. И почему-то слегка разочаровала полным подтверждением всех моих гипотез об истинном её, не искажённом одеждой и служебным этикетом, строении и темпераменте.