Сергей Петров - Тест на блондинку (сборник)

Я опять занимался по вечерам! С девяти вечера до часу, до двух ночи – сидел и зубрил. Конечно, по продолжительности и интенсивности это было далеко не то, что на первых курсах. Однако мысль бросить университет уже не довлела надо мной. Она ещё оставалась, но отступила глубоко на дно сознания, утекла туда водой, увильнула скользким червем. Темень моего будущего тоже несколько просветлела, словно поводили иголкой по закопчённому начерно стеклу и подставили его солнцу.

После каждой встречи я возвращался в прорабскую, к своей работе. Через определённое время опять впадал в ипохондрию. На меня наваливались запахи, звуки и краски знакомого, однако нелюбимого дела. Со скрытым внутренним напряжением я ждал каждого прощального рукопожатия Дмитрия Ильича – снизу, от стола, сквозь пелену сигаретного дыма, над муравьиной жизнью на табло калькулятора, машинальное: «Счастливо, Боречка!.. Да, я посижу ещё немного…» Оно было таким крепким, что кисть буквально вяла и склеивались пальцы. Ильич и не думал ни о чём подобном, а его рука держала мою душу, тискала её и говорила всякий раз: «Никуда тебе, дорогой, не уйти от этих шелушащихся стен и резвых тараканов. Сгинешь ты навсегда, растворишься в копошении таких же прорабских, даже если отсюда уйдёшь. Удел твой таков». Мнительность, конечно. Глупо.

Легче дышалось только за стенами издательства. Я приходил домой, перебрасывался десятком отвлечённых фраз с тёткой за ужином. Бездумно читал газету после. Но когда приходила пора открывать книгу и меня привычно охватывала ненависть ко всем, кто пишет такие толстые тома (а я не успеваю их читать, не успеваю!), я сразу же вспоминал Лену. Какой-то час, проведённый с ней в абсолютно ином измерении, где есть место вскипающей радости и счастливому забытью, причем не эфемерной радости и не болезненному забытью, а вполне естественным, земного происхождения и с конкретным источником в лице женщины, – этот час превращал меня из постыдно дрожащего неврастеника в более-менее нормального человека. Лена была моим врачевателем в прямом смысле слова! Стоило вспомнить нашу увлечённую болтовню, как пятипалая, с роговыми шипами клешня отчаяния разжималась и освобожденное сердце билось ровнее и спокойнее. Утихли головные боли.

Леночка, сама о том не зная, озарила мне своим существованием будущее. Единственная среди окружающих людей и стен, оказавшаяся не равнодушной ко мне, единственная. Смелость и естественность её первого обращения, её растущая от недели к неделе привлекательность в моих глазах не совсем понятным образом переносились на всё, что ожидало меня в жизни впереди, и делали его не таким безнадёжным.

Я учился. Конечно, довольно много потрачено времени в удручающем умственном параличе после неравной схватки с интеллектом Веры Юрьевны, и со своей медлительностью мне нечего было рассчитывать, что успею подготовиться к следующей сессии достойнее, чем к предыдущей. Но всё-таки потихоньку я учился: тяжко, скучно. Читал через страницы, через главы. Однако систематически, и в голове кое-что оставалось…

Совсем стемнело, и кинжальные верхушки тополей той стороны бульвара раздвинули звёзды на чёрном небе. Хозяин хотел встать из-за стола.

– Не включай, пожалуйста, свет. Я скоро закончу. Мне так легче вспоминать.

На звук разлили последнее вино. У соседей наверху вещал телевизор. По лестнице поднимались, разговаривая, густо пролаяла собака: два раза и ещё раз. И опять потянулся монотонно, ниткой в потёмках, голос.

– А вот гуляли мы с Леной всего один раз. Это был понедельник, в двадцатых числах декабря. Час дня, обед. Ионенков на перерыв уехал домой, у него «девятка». Я выпил своё молоко и съел свою пару булок; сидел за книгой. Лена позвонила снизу и сразу же предложила пройтись по городу. Чудесная погода и всё такое. На этот раз предварительно ни о чем не просила. Нужно ли говорить, с какой охотой я согласился? Мы встретились внизу, под витражами. Она выглядела сонной и необычно молчаливой. Такой я её ещё не видел.

– Лена, Лена, что случилось? Ты такая грустная – ужас!

Она не подхватила предвкушающего моего бодрячества. Слабо мотнула рукой. И звонко:

– Да-а!..

А потом – много ниже, едва не шёпотом:

– В пятницу с Анатолием опять поругались. Не хочет уходить, и всё. Как можно быть таким бестолковым? Неужели он, взрослый, не понимает: нельзя жить с человеком, которого презираешь?

Лена неловко отвернула лицо.

– Все выходные пролежала, в стену проглядела. Не говорила ни с кем. Даже Машка притихла.