Сергей Петров - Тест на блондинку (сборник)

В это время мы спускались по ступенькам крыльца. Людей во дворе не было. Я обогнал спутницу и постарался заглянуть ей прямо в зрачки, по привычке и несколько игриво ещё. Запоздало и почти безразлично Леночка вскинула левую ладонь к виску, прикрываясь. Её глаза обволокла влага застоявшейся слезы. Они заблистали и засветились, и вся Лена ожила и удивительно похорошела. Она будто оторвалась от земли и шла не по усохшей грязи и городской пыли, а ступала по воздушному упругому покрывалу. Не думал, что слёзы могут так одухотворить и украсить женщину! Читал об этом, но сам до сих пор не видел. Другие плачут – шмыганье, набрякшие веки и красные носы; потерянная суета между сумочкой и карманами одежды, поиски спасительной промокашки платка. У Лены до плача не дошло. Выбившаяся у виска, золотая на кончике прядь, под вороным каракулем. Расцветающая через силу под моим взглядом улыбка – на несмываемой белизне лица. И наливающиеся горячим и отчаянным сверканьем глаза, набухающие хрустальной живой почкой, готовой вот-вот облегчённо прорваться прозрачными потоками, – глаза, так и оставшиеся невыплаканными.

– Боря, не смотри так. Мне неловко.

Лена улыбалась: по-детски, всей пятернёй вытерла слёзы с седой пушистости ресниц.

На минуты вся моя постоянная университетская задавленность отошла куда-то далеко-далеко, я даже забыл о ней. И мне стало искренне и глубоко жаль Леночку. Жаль совершенно бескорыстно! Я давно никому так не сопереживал. Давно.

– Лен, я могу для тебя что-нибудь сделать? Деньги тебе нужны?

Она смотрела уже веселее.

– Выгони моего бывшего мужа.

Я вздохнул и развёл руками. Даже если сказано это полусерьёзно… Сплеча лезть в отношения двух взрослых людей, между которыми стоит до безумия любимый обоими ребёнок?.. Тоска моя занимала своё привычное место.

Мы долго гуляли в тот день, Лена впервые держала меня под руку, быстро оживала, а я, усмехаясь внутренне, ощущал себя снисходительным и надёжным. Снова в привычной своей манере заболтала – заговорила о подруге, которой ещё хуже: у неё тоже девочка, только постарше Машки, ей некуда идти, и она – образованная, умница – живёт в одном доме с мужем – алкоголиком и прогоревшим бизнесменом, терпит все его выходки. Подошли к книжному лотку. «Зигмунд Фрейд», – вслух прочитал я надпись на самой просторной обложке.

– Ты читал его, читал? – накинулась Леночка на меня и тут же стала обстоятельно излагать основы теории психоанализа.

Погода для декабря была просто превосходная. Полная неподвижность воздуха. Ясная солнечность. Теплынь. Я расстегнул верхние пуговицы куртки. Спящие серые акации с очень живыми и интенсивно зелёными клубами омел в кронах – и целеустремлённо снующие под ними люди на дорожках парка, с розовой когда-то мраморной крошкой. Безразличные, мёртвые, омытые оттепелью и высушенные торопливым солнцем бурые листья на газонах, жёлтые останки трав – и слепо попирающая их человечья нога. Сыплются, скачут по гранитным ступенькам к реке радостные разноцветные горошины драже из лопнувшего пакетика – детский сад вывели на прогулку. Яркость сосновой и пихтовой хвои; голубые ели стоят как гостьи. Тени их особенно зябки. Качает хвостом белобокая сорока на ветке. Посреди деревьев, прямо на земле, застыл длинноклювый аист из серого цемента – скульптура малых форм. Качает хвостом сорока, вертит опущенной чёрной головкой: изучает рассыпанных цепью пятерых ворон, наступающих по шорохливой листве на одного аиста.

Мы вышли к набережной. Салгир на запруде монотонно взбивал пену. Интересно, ночью она такая же незамаранная?

– Лебеди! Смотри, смотри, лебеди!

На поверхности искусственного плёса в прямоугольной ванне с высокими бетонными стенками довольно далеко от нас плавали две белые птицы. Люди по обеим сторонам останавливались, глазели, тыкали восхищённо пальцами. Уже бросали сверху кусочки хлеба или булки, птицы подхватывали их из воды, с достоинством, но и без особой гордыни. Утки, быстрые и ловкие пловчихи, закрякали, устремились из-под моста к месту поживы. Каждая тянула за собой пару удлинявшихся водяных усов. Усы путались и сминали зеркало плёса в зыбкую рябь.

Я совсем растрогался. Расстегнул куртку до конца и неожиданно для себя самого признался Лене, что хочу бросить университет.

– Не смей! – Леночкино лицо оказалось в каких-нибудь двадцати сантиметрах от моего. Она стояла почти вплотную и опять глядела снизу вверх. Но взгляд был не искательным, как раньше, а небывало-строгим. Отчаянным даже.