В. Строгальщиков - Слой

— Помогает, батюшка, помогает, — не изменив ни выражения лица, ни глаз, ни голоса, твердила свое старуха.

— Вы не болеете ли, часом? — спросил ее Слесаренко.

— Болею, батюшка, болею.

И снова чуть ли не счастье звучало в старушечьем дисконте: как же, барин милосердствует, взор обратил…

— Михалыч ей таблетки носит и пожрать, да соседка Нефедова, а то померла бы, на хрен, давно.

— Перестаньте ругаться, — сказал Слесаренко женщине в платке. — Выздоравливайте, Анна Ильинична. Мы что-нибудь для вас придумаем. Может, в дом ветеранов вас отправить, хотите? Там хорошо…

— Хочу, батюшка, хочу.

— Или не хотите? — переспросил Виктор Александрович, пристально глядя старухе в глаза.

— Не хочу, батюшка, не хочу.

Слесаренко положил документы на стол и, сутулясь, вышел из комнаты.

— Комната пять, проживающая Нефедова… — забормотал лысоватый Капустин, и они двинулись гурьбой по коридору.

Заходили в комнаты, озирались и говорили, больше молчали и слушали, и в конце коридора была комната Тарасовой, той самой ругательной женщины в платке, где двое детей сидели на кровати, как зэки на нарах, а новорожденный ребенок спал в красном пластмассовом корытце на подоконнике у заиндевелого окна.

— Во, на хрен, угол промерзает, — сказала Тарасова. — Три кило технической ваты туда запихала, как в звезду!

— Тар-расова! — одернул ее комендант.

— Отсоси, начальник, — сказала Тарасова, блеснула темными глазами и добавила, обращаясь уже к Слесаренко: — Погублю ведь детей, поморожу. Только на двух отопителях и держимся, а этот хер не велит электричество жечь.

— Так сгоришь ведь и других пожжешь!

— Тарасова в списке, — сказал Капустин.

Они прошли всю общагу и потом собрались в комнате лысоватого: он сам, Слесаренко, две женщины из комиссии и комендант.

— Дайте список, — попросил Виктор Александрович.

Капустин протянул ему бумагу и сказал:

— Пытались утвердить на собрании, ничего не получилось. Каждый орет за себя. Так что я сам…

Виктор Александрович просмотрел список. Капустина в нем не было.

— А унитазы в туалетах ночью разбили. Ломами разбили специально, чтобы вам, значит, показать, как они плохо живут. Еще вчера целые были, — осторожным голосом пояснил комендант, и женщины из комиссии переглянулись и покачали головами.

Капустин, как и раньше, пожал плечами и отвел глаза в сторону. Только сейчас Слесаренко задал себе вопрос: куда делся Чернявский? Он и не вспомнил о нем ни разу, когда ходили по этажам от конуры к конуре, а вот сейчас его отсутствие вдруг обнаружилось. И радиожурналисты — то ли приехали, то ли нет.

По мнению Виктора Александровича, капустинский список был правильным, и он положил бумаги в карман, пожав на прощание лысоватому руку и пригласив его в понедельник к себе на прием.

Чернявский все так же стоял и курил на крыльце в компании подошедшего председателя поселкового Совета. Увидев Слесаренко, председатель изобразил на лице внимание и сделал шаг в сторону, но Виктор Александрович только махнул на него рукой, молча прошел мимо и сел в машину. Следом в «волговский» салон юркнули «комиссионные» женщины. Чернявский оторопело глядел на Слесаренко, но Виктор Александрович отвернулся от Гарри Леопольдовича и сказал шоферу:

— Поехали, я опаздываю.

Он и в самом деле опаздывал к приему уже на двадцать две минуты. Пока мчались к мэрии, перед слесаренковскими глазами стояло лицо старухи Миркитановой. Среди десятка выделенных под отселение квартир не было однокомнатной, а если бы и была, и если бы старуха ее получила, то сын влез бы туда и прописался, оформив опеку, а потом снова продал квартиру и засунул мать в такую же дыру, или старуха просто умерла бы в новой квартире от старости, болезней и одиночества. Вспомнил он и крохотного сына темноглазой матюгальщицы Тарасовой, спавшего в красном гробике пластмассового корытца, и безнадежная злоба на весь этот мир окатила Виктора Александровича с головы до ног, до мурашек и подмышечного пота.

— Надо бы, Виктор Александрович, бригаду медиков послать в общежитие, — сказала с заднего сиденья женщина из комитета по жилью. — Нам доложили: в общежитии венерические заболевания, трое мужчин и комендант показывают на Тарасову. Принудительно обследовать, с помощью милиции… Как вы считаете?

Слесаренко промолчал, женщины обиженно затихли. Виктор Александрович затылком чувствовал тугую волну излучаемого ими неодобрения.