Кстати, Герману надо как можно скорей позвонить родителям — из телефона-автомата, разумеется, — и дать им неверную информацию. Пусть скажет, например, что жена вынуждена лечь на обследование в московскую больницу, а он с детьми поехал её проводить, поддержать. Родители Германа, когда к ним обратятся — а к ним непременно обратятся — на чистом глазу направят прошкинских ищеек по ложному следу. Это может ненадолго задержать ваших врагов. Да и старики до поры будут относительно спокойны.
— К родителям Германа, скорее всего, обратятся, и Наташе, возможно, зададут какие-то вопросы. Ну и что тут такого уж страшного? Наташа знать ничего не знает, ведать не ведает.
— Однако вам, Серёжа, страшно за свою семью, а ведь она тоже не имеет ни малейшего отношения к странникам во времени. С вашего позволения я продолжу мысль. Есть Герман, Юлия, их дети. Есть вы, засвеченный в этом деле, и есть моя внучка, к которой вы почти ежедневно наведывались три года кряду. Думаете, в городе нет людей, которым известна ваша тайна? Ошибаетесь, Серёжа. И вот какая картина вырисовывается: вы все исчезаете, остаётся одна Наташа, которая непосредственно перед вашим исчезновением из Загряжска занималась ликвидацией фирмы. Будет ли она знать, куда вы подевались, или не будет — большого значения не имеет. Она всё равно попадёт под пресс.
— Иван Антонович, извините, но мне кажется, вы сгущаете краски. Ведь не бандиты же они...
— Именно что бандиты, Серёжа. Бандиты, подкреплённые с одной стороны самой мощной и не самой разборчивой в средствах структурой, с другой — психотронными умениями Прошкина. Горшков ясно дал понять Герману, что происходящее в клинике является загадкой для спецслужб — Прошкин творит свои безобразия без соответствующей санкции, и позволяет он себе это потому, что заказчики его очень сильны. Выходит, сейчас, как в семнадцатом — чуть власть из рук выпустили, её тут же бандиты и подобрали. А вы собираетесь бросить Наташу один на один с ними. Вы подставляете её, Серёжа.
— Что вы такое говорите, Иван Антонович?! Чем же я её подставляю?
— Хотя бы тем, что хотите от Наташи подготовки вашей фирмы к ликвидации.
— Но я же её шеф. Приказал — она исполнила.
— Эх, Серёжа! Кабы Наташу вызвали на официальный допрос! А то ведь затолкают в машину — и концов не найдёшь.
— Дед, — вступила в разговор Наташа — сейчас Серёже без меня не обойтись. На мне вся бухгалтерия, на финансовых документах должны стоять мои подписи. А если оставить всё как есть и разбежаться, на фирме повиснут долги. Так можно и под уголовную статью угодить.
— А их — Серёжу и его друзей — если будут разыскивать, то именно по уголовной статье. По какой же ещё? У нас так всегда было: если нужно прижать человека, подходящая статья УК всегда найдётся. — Дед помолчал. — Всё же, вряд ли у Мунцев получится перебраться Германию. Скорее всего, на них повесят какую-нибудь уголовщину и объявят в розыск. — И без логического перехода он заключил: — Вы правы, Серёжа, вашу фирму нужно срочно ликвидировать. Если вы сейчас не будете терять драгоценного времени...
Телефонный звонок, раздавшийся в утихшем ночном доме, прозвучал сигналом. Во всяком случае, Сергею, и Наташе показалось, что дед воспринял его именно так. С неожиданной готовностью он поднялся, забыв вопреки обыкновению извиниться за прерванный разговор.
Спустя несколько минут он, будто бы даже слегка повеселевший, продолжил с того места, где остановился:
— Если вы, Серёжа, не будете терять драгоценного времени, а сейчас же отправитесь в свой офис за документами и привезёте их сюда, останется пара часов для работы над тем, что вам сейчас так необходимо. Тебе ведь хватит двух часов, Наташенька?
— Возможно, — неуверенно покрутила рукой та. — А почему ты говоришь о двух часах, дед?
— Позже объясню. А теперь давайте поспешим. Серёжа, возьмите в гараже машину — вот ключи. Моя «Волга» пожилая уже, но всё ещё шустрая. Так что минут за сорок, думаю, обернётесь.
— Без меня он не найдёт нужных документов, — поднялась Наташа.
— Ты никуда не поедешь, — отрезал Иван Антонович. — Пусть Серёжа заберёт все документы, какие есть, пусть опустошит сейф.
Наташина растерянность, нараставшая в течение разговора, достигла крайней степени: никогда ещё дед не разговаривал с ней так безапелляционно.
— Вот, прочти последнее письмо от своего жениха. — Едва за Сергеем закрылась дверь, дед протянул Наташе нераспечатанный конверт.
Читать дальше