Она остановилась перед входом с надписью «Кассы билетов на поезда дальнего следования» и задумалась: почему ей вообще пришло в голову сбежать? И как удалось это сделать, если профессор не хотел упускать её особенный случай?
Всплыла слышанная когда-то фраза: «Психически больные люди хитры и изобретательны». Да, мы такие, горько усмехнулась Юлия.
Вспомнила: одышливая женщина в медицинском халате за приоткрытой дверью рыхлым голосом разговаривает по телефону:
— Но вы меня тоже поймите: я не имею права держать эту Астахову без истории болезни. Прошкин блатных понаберёт, а шишки потом валятся на меня. Вот интересно, на каком таком основании она находится тут со вчерашнего дня? Почему, спрашивается, её одежда не сдана? Сегодня прямо с утра настроение испортили — гардеробщик настоящий скандал устроил. В который раз уже приходят на консультацию к Прошкину, потом остаются в клинике, а верхнюю одежду в гардеробе бросают. Нет, это не первый случай. Вон, месяца полтора тому назад осталась мужская куртка, кожаная, дорогая. Я у себя её повесила — думала, родственники потребуют, так до сих пор никто даже не поинтересовался. Я не нанималась за незабранную одежду отвечать. А тапки? Ложатся-то в стационар со своими. А куда деваются те, которые завели для амбулаторных посещений? В этом году четыре или пять пар пропало. Сейчас позвоню Светке, пускай у прошкинской блатной вещи примет, ту одежду, что осталась у неё на номерке, заберёт, а тапки пусть в гардероб сдаст. Не хватало мне ещё из своего кармана за тапки платить.
Юлия оглядела помещение, в котором находилась, и обнаружила свой новый брючный костюм, аккуратно развешанный на спинке стула, а на его сиденье — проверенный в поездках саквояж. Подслушанный разговор наводил на тревожные размышления. Прошкин, разумеется, пребывал в клинике на особом положении. Но то, как мэтр поступал с ней, даже для него являлось чем-то исключительным, он нечасто таким образом отступал от принятых здесь норм. Загадка «блатных прошкинских» пациентов, так и не вернувших в гардероб тапочки, призывала к журналистскому расследованию, однако соображение о жуткой вероятности разделить их участь охладило профессиональный пыл. Нужно выбираться из этого странного места, и, скорее всего, после появления неведомой Светки такой возможности ей больше не представится.
Юлия схватила саквояж, побросала в него одежду, прикрыла всё полотенцем и беспрепятственно вышла из отделения в халатике и больничных тапках. Вовсе не из отделения! Выйдя на лестничную площадку, она оглянулась и увидела табличку на двери. Надпись начиналась: «Лаборатория...», дальше Юлия не помнила. Её мучили в неведомой лаборатории, как лягушку, как морскую свинку!
«А что если Прошкин говорил мне о временных ловушках именно для того, чтобы я посчитала, что угодила в ловушку безумия? Но зачем ему это может быть нужно? — недоумевала Юлия. И сама себе ответила: — Я ничего не знаю об этом человеке, у меня нет никаких данных, чтобы строить предположения о его истинных целях. Я знаю только, что панически боюсь этого странного, а, возможно, и сумасшедшего, профессора, абсолютно ему не доверяю, и что в результате его исследовательского интереса ко мне что-то случилось с моей памятью. Нет, я правильно поступила, сбежав из клиники».
Глава двадцать шестая
Поздним воскресным вечером, когда тревога начала было отпускать Ивана Антоновича, явился Сергей. Он определённо был сильно обеспокоен, явился без звонка, без предупреждения, а ведь час уже был поздний, хозяева могли бы уже и спать улечься — такой неделикатности Сергей раньше не допускал. Теперь припозднившийся гость разговаривал с внучкой в её комнате.
— Сядь, дорогая, — сказал Сергей перепуганной подруге — по его лицу Наташа сразу догадалась, что произошло нечто из ряда вон выходящее. — И, пожалуйста, выслушай меня предельно внимательно.
Наташа и слушала предельно внимательно, потом перебила:
— Знаешь, Серёжа, нужно позвать деда. Он имел дело с НКВД — из-за бабушки, и вообще, сейчас нам очень не помешают его мозги.
— А он сможет отнестись серьёзно к этой истории? Вся эта паранаучная головоломка не покажется ему полной бредятиной?
— С некоторых пор я не уверена, что понимаю деда. Даже приблизительно не могу предсказать, как он оценит ситуацию. Но равнодушным он не останется, это точно.
Иван Антонович уже собирался нарушить им же самим установленное правило — без приглашения пойти к внучке и выяснить, что, в конце концов, происходит. И тут к нему вошла Наташа.
Читать дальше