Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

— Гера сказал, что после того случая её будто подменили. В это трудно поверить, но, оказывается, раньше Юля была заводной девчонкой, Гера её звал своей шалуньей. Юлька-шалунья! — не могу представить, — изумлялась Наташа. — Вообще-то, я не до конца верю в эту историю — учительница привязалась, и, считай, уже взрослую девушку так пробило, что она стала на себя не похожа. Что-то тут не так. Или Герка о чём-то не договаривает, или ему не всё известно. Что ты об этом думаешь, дед?

Об этом Иван Антонович думал следующим образом: с девочкой, кажется, произошла очень серьёзная история, одна из тех, о которых его внучке до поры лучше не знать, а ещё лучше не узнать никогда. За долгую и сложную жизнь ему встречалось и такое, когда в короткое время происходила необъяснимая логикой метаморфоза, изменявшая человека до неузнаваемости. Тонкий деликатный умница делался беспардонным хамом, к тому же явно терял в интеллектуальных способностях, а примерный семьянин, всегда ставивший на первое место благополучие близких, превращался в скрягу, обирающего собственных детей. Разумеется, старый доктор понимал, что такие перемены вдруг произойти не могут, у всего есть свои причины, пусковые моменты, своя точка отсчёта, своё развитие, а внезапной подменой личности это представляется только со стороны, и всё же эти странные разрушительные процессы протекают как-то уж слишком быстро, и что самое неприятное, неостановимо. Однажды Иван Антонович пытался достучаться до здравого смысла давнишнего приятеля, планомерно рвущего свои жизненные связи, оскорблявшего и обижающего всех, кто раньше был ему дорог, и в конце концов вынужден был признать, что стучит он в глухую стену.

Никто не знает, чем живы люди — порвётся невидимая нить, и застывает что-то внутри. Вот Юля: молоденькая девушка, беда случилась сравнительно недавно, казалось бы, всё ещё можно поправить — а как? Не подойдёшь ведь, не воскликнешь: «Отомри»! Невооружённым глазом видно, как трудно ей жить, что она и так держится изо всех своих силёнок, что на большее её всё равно не хватит. Тут одна надежда, что сильный мужчина соединит с ней свою жизнь, мужчина, а не трогательный мальчик, находившийся рядом с Юлей. Когда эта юная парочка появлялась на улице Гоголя, Иван Антонович почти воочию видел, как Гера своими длинными руками как крыльями со всех сторон огораживает хрупкую подружку — чтобы никто не задел и не сломал невзначай. «Не удержишь эдак-то, — думал Иван Антонович, тут, брат, не руки, а голову нужно напрягать». Дед решил, что всё, чем он может помочь в этой ситуации, так это попытаться поговорить с Германом.

— Ваша толчковая нога стоит возле Юли — чтобы в любой момент сразу же кинуться на её защиту, — говорил он тогда Герману, — а вам должно перенести центр тяжести на собственную стезю. Напрягите все силы, а, если потребуется, прыгните выше головы, но сделайтесь для вашей раненой подружки настоящей опорой. Занимайтесь, прежде всего, своей жизнью, выстраивайте её планомерно и последовательно, и Юля пойдёт вслед за вами, там, глядишь, и выправится девочка.

Иван Антонович сомневался, достаточно ли понятно он излагает свои мысли, но, вглядевшись в грустные и внимательные глаза Германа, пришёл к выводу, что мальчик-то неплохой, потенциал в нём есть, и у него вполне может всё получиться.

Он не встречал Юлю Астахову с той поры, как внучка бросила учёбу на архитектурном факультете, но всё же увидеть её Ивану Антоновичу довелось: по местному телевидению. Пару лет назад один его знакомый с восторгом отозвался о статьях за подписью журналистки Юлии Логиновой, часто появляющихся в областной газете. Ивана Антоновича всегда привлекало всё, в чём можно было отыскать намёк на самостоятельную мысль, он стал покупать газету, про которую никогда не думал ни как про источник достоверной информации, ни как про площадку для непустых рассуждений. Действительно, статьи Юлии Логиновой публиковались там регулярно, но они не заинтересовали Ивана Антоновича: обычная журналистская трескотня, полная штампов и поддельного пафоса, с началом «перестройки» по нарастающей заполнявшая телевизионный экран, страницы газет и журналов. Он почему-то сразу же решил, что «Юлия Логинова» — это псевдоним, за которым скрывается журналист-мужчина. Он вообразил «Юлию Логинову» грузным, одышливым, нестарым ещё человеком, с весёлой наглостью во взоре. Ивану Антоновичу представлялось, что в узком кругу этот журналист вполне может глумиться над доверчиво читающим его статьи «пиплом», и, демонстрируя образованность, называть подписчиков свой газеты «глотателями пустот». А как-то раз внучка сказала: