Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

К прибытию электрички в голове Германа выстроилась логическая, хоть и не очень пока понятная цепочка: Юлины сны — попадание в категорию «подопытных кроликов» Полякова — побег жены из клиники — организованная за ней погоня — поездка Юли к физику, пропавшему для научного мира — сам Герман, причастный, по словам профессора, совместно с женой к таинственным парадоксам времени — его сны после отъезда Юли. Начинать всегда лучше с самого знакомого, в данном случае, это был он сам.

Электричка оказалась полупустой, что было ещё одним везением — в переполненном вагоне среди толкотни и гомона вряд ли получилось обдумать всё основательно.

Глава тридцать шестая

Электричка тронулась, за окном поплыли перелески, одинокие строения неясного назначения, проехали шлагбаум с будкой и козой на верёвке. Герман — так с ним всегда бывало, когда он смотрел в вагонное окно — рассеянно думал о нескольких вещах сразу, не сосредотачиваясь ни об одной из них. В памяти всплывали и тут же тонули обрывочные воспоминания, то ли непонятным образом связанные между собой, то ли как-то относящиеся к тому, что происходило в последнее время, то ли просто случайные.

Гера вздрогнул, когда поезд остановился на очередной станции. «Нашёл время отключаться! — И следом, — А что это мне сейчас припоминалось?». Воспоминание вернулось сразу же, как поезд возобновил ритмично постукивающее движение.

Это случилось несколько лет тому назад. Платон тогда ещё не появился на свет, да, это был восьмидесятый год. Юля уехала на два дня в командировку, и Герман решил этим воспользоваться — пристроить сына к родителям и встретиться со школьными приятелями по полной программе, так чтобы дым коромыслом.

Герман шёл по улице, на которой прошли его детство и юность. С каждым домом, с каждым двором у него была связана куча добрых памяток.

Вскоре после свадьбы Юля провернула многоходовой квартирный обмен, в результате которого их однокомнатная квартира в центре, вскладчину купленная молодым родителями, превратилась в просторную двушку в новом районе города, считавшемся в Загряжске престижным из-за отсутствия там промышленных предприятий и близости к лесопарковой зоне. Герман догадывался, что главной Юлиной целью при обмене была смена района. Таким финтом она окончательно разорвала связи со своей юностью.

Герман редко появлялся в родных местах — его старики давно уже перебрались поближе к сыну и внукам, а Юлины родители не слишком любили, когда к ним приходили гости — и теперь смотрел вокруг с жадным ностальгическим наслаждением.

Внезапно перед его глазами всё рывком сместилось и тут же снова установилось на место — так бывает, когда дёргается кинокадр. Герман остановился напротив дома, в котором жил Пашка Каплев, у которого сегодня и собирались «наши пацаны». У него появилось неприятное ощущение, что после того, что он счёл приступом головокружения, всё окружающее неуловимо изменилось. Стоял ранний июльский вечер, солнце ещё ярко светило — всё было точно таким же, как и минуту назад, но появилось ощущение невидимой преграды, отделившей его от улицы, от идущих по ней людей, даже от асфальта под ногами, даже от солнечного света.

На третьем этаже дома Герман отыскал глазами балкон Пашкиной квартиры, и тут же вспомнил тот давний солнечный день. Во время летних каникул перед десятым классом, он, находясь у Пашки, безо всякой цели вышел на балкон и увидел внизу Джульетту — одноклассницу Юлю Астахову, в которую давно был тайно влюблён. Почему-то в тот раз у него хватило храбрости окликнуть Юлю, помахать ей сверху рукой и показать знаками, чтобы она подождала его — он сейчас спустится. Через минуту он, запыхавшийся от спринтерского бега, стоял перед Юлей. «Привет, Джу! Давно не виделись. В кино не хочешь сходить?» — с удивлением слышал он собственные слова. «Хочу», — непонятно улыбаясь, ответила самая замечательная девочка в классе, в школе, в городе, на всём свете. То, что он совершил в кинотеатре, было уже просто невероятно: посредине фильма, наклонившись к Юле, он едва слышно прошептал: «Знаешь, а я тебя люблю». Она посмотрела на Геру с той же непонятной улыбкой и кивнула. Он потом долго ломал себе голову над тем, что означал этот кивок — не то Юля соглашалась выслушивать его объяснения, не то давала понять, что, да, она знает про его любовь.

Они встречались каждый день, события развивались «стремительно»: через день он посмел взять Юлю за руку, через неделю, сидя на скамейке в парке, он коснулся губами её щеки, ещё через неделю Юля сказала ему, что насчёт любви она не знает, но то, что Гера ей очень нравится, это точно.