Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

Герман опять уснул только под утро, а ровно в восемь его разбудил звонок Вали Горшкова.

— Знаешь, старичок, совсем непросто оказалось с этим Прошкиным. В его клинике отрабатываются какие-то спецтехнологии. После «лечения» у него пациенты в разной степени теряют память: от выпадения отдельных фрагментов, до полной амнезии. У некоторых сохраняются воспоминания о последних днях пребывания в клинике, а то, что было до этого — полный аут. Иные вообще превращаются в бамбук, не могут вспомнить ни мамы, ни папы. За всем этим безобразием стоят настолько серьёзные люди, что к загадочному профессору очень трудно подобраться — не тот политический момент. Я думаю, Юлька своим острым умом там о чём-то лишнем догадалась. Это опасно, но ты не дрейфь, старичок, и против Прошкина аргументы можно подобрать. А то, что она в городе, и не объявляется, это очень даже понятно: не хочет семью подставлять, а сама тем временем ищет поддержку. Эй, старичок, ты там скис совсем?

— Я в порядке, Валя, не отвлекайся.

— В порядке он! Ты свой голос-то слышишь? Эй, старичок, ты не западай там, у тебя сейчас нет роскошной возможности предаваться рефлексиям.

— Это другое. Мне не понятно, как так может быть: в центре Москвы легально существует медицинское учреждение, в котором людям калечат психику, и всё шито-крыто.

Если «не понятно» заменить на «страшит», то можно сказать, что Герман не кривил душой. Ощущение невидимой паутины, в которой угораздило запутаться жене, было почти физическим.

— Так в основном-то в клинике всё замечательно. — Бодрые нотки в голосе Горшкова, казалось бы, должны были настраивать Германа на оптимистическую волну, но этого не происходило. Напротив, недавняя уверенность в том, что можно во всём положиться на Вальку, таяла.

А тот по-прежнему бодро продолжал:

— Психопаты-неврастеники оченно даже довольны лечением у светилы-профессора. Никто из них не знает, что в клинике у очень небольшого числа пациентов происходят чудеса с памятью. Наблюдают за ним приблизительно год, и за это время отследили троих пациентов, которые находились в клинике на особом положении, и у которых после вмешательств Прошкина нарушилась память. Свои эксперименты над людьми Прошкин умело засекречивает. Доказать, что нарушения памяти возникли в клинике или в результате его действий, пока не сумели. Пытались разобраться, по какому принципу он отбирает себе подопытных кроликов, но из этого ничего не вышло. Это абсолютно разные люди, молодые и старые, интеллектуальные и малообразованные. Ясно одно: отбор жертв не случаен: ходоки от Прошкина целенаправленно выискивают их и везут в клинику из разных регионов. Возможно, разгадай мы принцип отбора, выросли бы шансы подыскать против него методы. — И Горшков внезапно сменил тему: — У тебя есть какие-то мысли насчёт того, куда могла податься Юлька?

— Мысли есть; есть, кажется, и человек, который об этом может знать точно. Осталось только его выудить.

Герману не хотелось вдаваться в подробности, рассказывать про Юрчика, про Юлину «охоту за чудесами».

— Давай, старичок, выуживай активней, но желательно не с домашнего телефона. Должен предупредить: тебя могут начать слушать. Сейчас ваш телефон чист — проверено, но прошкинские людишки могут подключиться в любой момент. И тачку нужно поменять. Есть такая возможность?

— Могу взять на время машину у друга. Он надёжный парень, болтать не будет.

— Не годится, друга вычислят враз. Ладно, через...так, через тридцать минут к тебе подъедет мой человек, подвезёт ключи от тачки. Документы на машину, доверенность на твоё имя найдёшь в бардачке. Там же будет листок с номером телефона, по которому ты будешь связываться со мной. Только...

— Номер запомнить, бумажку съесть?

— Приблизительно так. Сам понимаешь, если архаровцы поляковские меня просчитают, старику Горшкову уже трудно будет тебе помочь. Но, вообще, раз ты можешь шутить, то я прощаюсь с тобой с более или менее лёгкой душой. Всё, до связи через два дня, то есть до утра вторника. Удачи, Герасим.

— Спасибо, Валя. До связи.

Положив трубку, Герман уже знал, что и в какой последовательности ему нужно сейчас делать.

Он оделся, чтобы спуститься к уличному телефону-автомату, но вовремя вспомнил о ключах, которые оставили соседи по лестничной площадке, уезжая в отпуск — из-за цветов, которые они просили поливать. Это было кстати. Через минуту он уже звонил из квартиры напротив:

— Серёга, привет! Мухой лети ко мне. Форс-мажор случился, неслабый, серьёзно.