Анна Эрде - Дом на улице Гоголя

— Пока неизвестно, она еще не вернулась из Москвы.

— Так это она из Москвы Юрчику звонила?

— Когда звонила?

— Так вчера и звонила. Юрчик в буфете рассказывал, что Юлия Логинова какие-то чудеса чудесатые разыскивает — так он выразился. Да в городе она, точно. Я вчера мимо вокзала проезжал, видел вашу жену, она возле расписания пригородных электричек стояла. Я круг сделал, чтобы, значит, сплошную не пересекать, вышел из машины — хотел подвезти её, если надо, только Юлии Павловны не нашёл. Да вы не переживайте, Герман Петрович. Жена ваша, я так думаю, решила сразу же отправиться за своими чудесами, не заезжая домой. Даже мужу не позвонила, получается? Вот ведь как увлеклась новым делом-то! Да, она у нас такая. — Последнюю фразу Илья Григорьевич произнес с явной гордостью.

У Юрчика сегодня и завтра выходные. Его телефон, адрес. На звонки никто не отвечает, дома его Герман тоже не застал. Снова и снова звонки Юрчику, трубку не берут. Да, Юля говорила, что он ходок по дамской части, а тут выходные, и сразу два, что редкий подарок в редакции. Загулял, видимо. Поехал домой к нему, оставил записку в двери: «Будьте добры, срочно позвоните на домашний телефон Юлии Логиновой. Звоните в любое время! Это очень важно. Герман».

Вечером звонок. После длинной тирады, состоящей из одних нецензурных слов, Валька Горшков:

— Ты хоть представляешь себе, голова, чего мне стоило приехать на встречу? — ещё одна трёхэтажная тирада, — А он, видите ли, не мог прийти! Занят он, видите ли! Завтра утром я улетаю. Всё, повидались, твою мать!

— Валь, тут такое дело: Юля потерялась. С ней, кажется, беда.

— Так, рассказывай. У меня есть людишки в загряжских конторах. Думаю, они смогут тебе помочь. Сейчас я сижу в кабинете директора школы, разговаривать мы можем сколько угодно долго. Рассказывай.

— У Юли нарушился сон, кто-то ей порекомендовал клинику профессора Прошкина в Москве. Позавчера она появилась в клинике, а вчера ушла оттуда — об этом мне сам Прошкин сообщил. Но дома она до сих пор не появилась. Вчера утром она была в Загряжске, звонила нескольким людям, а потом пропала.

— Вот что, старичок, завтра утром в районе восьми часов не занимай телефон, я буду тебе звонить. Постараюсь помочь, чем только смогу. Я потом сразу в аэропорт, так что, если ты не возьмешь трубку, дело сильно усложнится.

— Куда я денусь с подводной лодки? Очень надеюсь на тебя, Валя.

Последние звонки: родителям: «Всё в порядке? Дети спят? Нет, Юля еще не вернулась. Спокойной ночи», потом Юрчику — длинные гудки. Герман поставил телефон у изголовья и, не раздеваясь, рухнул на диван.

Глава тридцать пятая

Ему снилась Юля, десятиклассница, ее серое лицо с темными кругами вокруг глаз, она опускается на колени перед Зинаидой Николаевной, умоляет пощадить хотя бы его.

Он просыпается с тяжестью на груди. А он, что он делал в тот момент? Стоял, растерянно глядя на творящееся на его глазах безобразие, и помалкивал. Ему вспомнились предшествующие события: погасшая Юля просит его «затаиться», вспомнилось, как она затравленно оглядывается по сторонам, встречаясь с ним в отдалённых районах города. Сопляк! Чего ему тогда не хватило, чтобы отнять Юльку у всех бед, у всех мучителей? Он не боялся Зинаиды, Гере не страшно было вылететь из школы, он на многое был готов пойти ради любимой подруги, а преодолеть слишком активное участие в своей жизни классной руководительницы не сумел, не решился открыто выступить против заботливой первой учительницы.

«Вспомнить бы, что делал Валька, когда Юля на коленях перед Зинон вымаливала нашу любовь, а я слюни пускал... Горшкова не было тогда, он на своих горнолыжных соревнованиях ногу сломал. Уж он-то не стоял бы, разинув рот, когда Зинон Юльку доламывала. Про остальных ребят я не помню — только про то, как Мишка Подпоркин — опять не я! — кинулся оказывать Юле неотложную помощь».

Несмотря на тяжелые раздумья, он опять задремал. Юлька внезапным толчком забрасывает его в класс к первоклашкам, с высоты своего почти двухметрового роста он видит низенькие парты, ошарашенные личики малышни, потом вбегает в свой класс и видит орущую Зинаиду и испуганное Юлино лицо. Такой подавленной Герман видит свою подругу впервые. Неважно, насколько в тот раз Зинон превзошла саму себя, возможно, всё происходило по обыкновению последнего времени, не в этом суть. Но именно в тот день Юлька начала ломаться. Он должен был сделать все, чтобы ее защитить: вызвать огонь на себя, спровоцировать скандал, в котором пришлось бы разбираться другим взрослым. Он сам обязан был проделать то, что позже пришлось взять на себя его девушке. Всё, что происходило с Юлей все эти годы — результат его предательства тогда, в десятом классе.