В. Строгальщиков - Слой-2

– Ну прямо уж так: пойдет и купит...

– Сергей Витальевич, хоть Лузгин вам и друг детства, но журналистов вы не знаете совсем. Это же профессиональные рассказчики. Их жизнь – узнавать что-то и рассказывать об этом другим. И наивысшее удовольствие они получают, когда рассказывают человеку то, чего человек не знает. А он, журналист, знает. Головою заложусь, что сейчас эти парни бегают по городу, сжав зубы и сделав таинственный вид, но готовы всё выложить первому встречному. Нужны лишь две вещи: благовидный предлог и хорошие деньги. Деньги я вам дал, предлог придумаете сами. Кстати, они печатают свои листовки в типографии «Пеликан». Купите там у любого рабочего полный комплект, и уже по одним лишь листовкам мы сможем определить многое. Удивляюсь, почему вы не сделали этого раньше.

– Информация – не моя сфера, – возразил Кротов.

– Так передайте это Лузгину. Да, почему его нет на работе?

– Он вчера звонил. Сказал, что заканчивает обзор, принесет часам к шести или завтра с утра.

– Лучше завтра. Вечер у нас с вами будет занят. И не пора ли нам заслушать отчет господина Лузгина по финансовой стороне его дела? Не слишком ли много свободы и денег мы ему предоставили?

По всему было видно, что Юрий Дмитриевич недоволен, и Кротов решил защитить друга, пусть и ругал его мысленно в этот момент.

– Есть план, его мы с вами утвердили. Лузгин работает строго по плану, я контролирую.

– План, план... – с раздражением произнес Юрий Дмитриевич. – Где инициатива, где изобретательность? Вот случай со Слесаренко: надо не дома сидеть над обзором, а носом землю рыть. Знать надо, знать! Вот задача! Боюсь, я ошибся в господине Лузгине. С вашей, кстати, рекомендации. Сдается мне, вы просто решили трудоустроить своего приятеля, оставшегося не у дел.

«Своих-то лоботрясов кормишь вообще ни за что, сволочь», – подумал Кротов и вслух сказал:

– Я передам.

– Он передаст, – сказал Луньков. – И папа его передаст, и брат передаст...

– Я уже слышал этот анекдот, – сказал Кротов. – От такого же передаста.

– Вот и хорошо, – согласился депутат. – Где-то здесь есть приемная Райкова. Не подскажете?

– Я провожу, – сказал Юра. Когда депутат исчез за дверью, бородатый обернулся и сказал:

– Будешь вякать не по делу – уволю.

– Не уволишь. Уже не уволишь.

– Тогда убью, – сказал Юрий Дмитриевич, подождал немного и все-таки улыбнулся. – Никуда не исчезай.

«А ведь убьет – и глазом не моргнет», – признался себе Кротов, но в этом признании не было ни страха, ни обиды – лишь осознанное уважение к человеку, который всегда и везде идет до конца. Осталось ответить на один-единственный вопрос: куда идет бородатый московский «эксперт» Юра. Или еще скромнее: откуда он пришел. И зачем.

Вторгаясь под юриным патронажем все глубже и глубже в сферы нефтяного бизнеса, Кротов чувствовал и азарт, и опасность. Он отдавал себе отчет, что совершенно не является в этом бизнесе самостоятельной фигурой, что каждый его шаг контролируется и направляется, и в то же время с каждым новым днем, с каждым новым контактом, каждой новой подписанной им бумагой он врастал в систему, становился ее элементом, всё более полезным и в отдельных мелочах – да, мелочах, ну и пусть! – уже незаменимым. Потому он сознавал за собой право сказать Юрию Дмитриевичу: «Уже не уволишь». Выведение Кротова из оборота стоило бы юриному фонду существенных потерь, а Юрий Дмитриевич не любил терять деньги – он любил их делать, но, что было удивительно и непонятно Кротову: сами деньги Юра не ставил ни во что. Однажды он сказал банкиру такую фразу: «У нас абсолютно отсутствует культура богатства». Кротов долго обдумывал сказанное, фраза запала в душу. Вспомнилась позавчерашняя сцена в корейском ресторанчике, тупое и бессмысленное хамство разжиревших мелких сволочей. Да, он не был вхож в элиту «новых русских», видел их только по телевизору и мог лишь предполагать, что на самом верху всё не так, и есть там, есть эта самая «культура». Ему нравился Боровой, нравился Федоров, но ужасал Брынцалов и настораживал Березовский. Он уважал за деловые качества директора своего головного банка Филимонова, но считал его бездушным грабителем, эдакой деньго-выжималкой, а Филимонов был в Москве не последний человек, хоть и не мелькал в теле-ящиках. Он бывал у Филимонова в гостях, всё увидел и оценил, но больше гостить у него не хотелось.

Очевидно, он, Кротов, был неправильный банкир.

Самое главное: во всём, что говорили и делали эти люди, был какой-то второй, скрытый смысл.