В. Строгальщиков - Слой-2

– А ты, Витя, к нам просто в гости прикатил. Садись, поехали.

Слесаренко плохо разбирался в иностранных машинах. Эта была какая-то приплюснутая, разлапистая, вся в зализанных углах, изнутри непривычно просторная даже для Виктора Александровича с его нескромными телесными габаритами.

– Как тебе мой «сарай»? – поинтересовался Колюнчик, выруливая на дорогу. – У тебя, я слышал, девятьсотсороковая «вольвуха»?

«Откуда знает?» – удивился Слесаренко и тут же догадался: ничего странного, та партия бартерных «вольво» прошла через Сургут, концы не спрячешь от любопытных, а Колюнчик всегда был страшно любопытным, но не во вред Виктору Александровичу, а на пользу ему и делу.

– Как Вера, как дети?

– В порядке, – ответил Слесаренко. – Слушай, а ты-то хоть женился наконец?

– Не-а, – весело сказал Колюнчик.

Неженатость Кулагина была тогда главным препятствием в получении им освобождавшейся слесаренковской двухкомнатной квартиры. Колюнчик писал объяснительные про приезжающую мать и грядущее бракосочетание с обозначенной в тексте девицей, а жил он тогда в обычной общаге, хоть и был уже заместителем начальника стройуправления. Виктор Александрович с приятностью вспоминал те времена, когда личная бытовая скромность была не в тягость большинству начальников и ценилась большинством рабочих. Конечно, случалось и барство, но не стяжательное, а какое-то промотательное: взять катер, набить патронами, девками и водкой, куролесить на реке со стрельбой без добычи, посадить катер на мель и дергать вертолетом, рискуя утопить обе машины и покалечить людей... Бог знает почему, но все обходилось. И не было тайных квартир, купленных на чужое имя, не было толстой «зелени» в заначках и бриллиантов, закопанных на даче, не было этих прущих в глаза иномарок, «Волга» – предел мечтаний... Жизнь была непростой и работа тяжелой, но на душе было легче, потому что ты знал, что будет с тобой завтра и послезавтра, и через много лет – тоже знал, а сегодня нет.

– Как называется? – спросил он.

– Что?

– Да твой этот «сарай».

– «Краун Виктория». Фордовская модель.

Они подъехали к бывшему слесаренковскому дому, и Виктор Александрович узнал его сразу, только окрестности изменились, заполнились чужими деталями. Подъезд изнутри постарел, обшарпался, и почтовый ящик был тот же, слева от двери, а сама дверь была новая, железная, под дерматином.

Кулагин открыл дверь, полязгав большими ключами, и отстранился, пропуская друга вперед.

«Вот тут мы и жили»... Слесаренко пересек короткую прихожую и заглянул в «большую комнату», как называла ее жена Вера, и сразу увидел невысокий гэдээровский сервант, который они с женой оставили (подарили) Колюнчику вместе с четырьмя табуретками и самодельным кухонным гарнитуром, когда перебирались в Тюмень. «Ну зачем нам этот хлам тащить с собой?» – говорила Вера. Она стояла в центре комнаты, платье на просвет от окна, а он сидел на чемодане у стены и курил «Родопи», друг Колюнчик командовал грузчиками, таскавшими коробки и узлы в стоявший у подъезда контейнер на грузовике. Было легко, солнечно и ветрено, в кухне на столе их ждала теплая бутылка (холодильник уже загрузили) прощальной водки под беляши из соседней кулинарии. Впереди была другая жизнь.

– Раздевайся, – сказал Кулагин. – Пойдем кофе пить. Обувь не снимай, не надо.

Пристроив на вешалке кожаную теплую куртку, шарф и шапку, Виктор Александрович пошел за Колюнчиком в кухню, ожидая увидеть и действительно увидел свой самопальный гарнитур вдоль крашено-беленой стены.

– Что, удивлен? – спросил Кулагин, перехватив слесаренковский растерянный взгляд. – Не квартира, а музей памяти давних времен. Садись, Витюша.

Колюнчик открыл дверцу огромного холодильника, начал рыться на полупустых полках, и Виктор Александрович ещё раз огляделся и понял, что Кулагин здесь не живет, а если и живет, то редко, как в гостинице.

– Все правильно, – сказал Николай, трогая ладонью щеку электрочайника. – Я здесь бываю месяц-два в году. Коньячку выпьешь?

– Спасибо, Коля, рановато. А где же ты живешь сейчас?

– Живу в Москве, здесь бываю наездами по работе. Такие дела, Витюша.

– И где работаешь?

– В системе «ЛУКойла».

– Ого, – поднял брови Слесаренко. «Ну как же, все правильно: Когалым. Колюнчик тогда уехал в Когалым...».

– Большой начальник?

– Кому как, – усмехнулся Кулагин. – По московским меркам очень даже «кому как». Тебе кофе или чай?