Надин Бисмют - Вы замужем за психопатом? (сборник)

– Заткнетесь вы наконец, – вопил он. – Тут, между прочим, люди спят. Давайте по домам, мать вашу!

И он исчез, громыхнув ставнями. Стоящие в очереди обменялись удивленными взглядами, полусмешками, фразочками вроде «это что еще за дикарь?» или «больной, а не лечится». Охранник бара спустился с крыльца на тротуар и направился к группке курильщиков, собравшейся вокруг цветочной вазы.

– Федереру в этом матче копец! Не быть ему чемпионом!

– Это да, но парень он – крутой!

Охранник сказал им несколько слов. Затем обошел очередь и пробормотал: «Потише, пожалуйста. Потише! Please, keep it down!»

И вернулся на место.

– У него и впрямь проблемы со зрением, – вздохнула Бенедикта и скроила охраннику рожу.

Но Розали ее не слышала. Не сводя глаз с захлопнувшихся в ночи ставен, она вдруг вспомнила один прошлогодний эпизод. Тьерри пришел к ней зимним вечером, когда она, корчась от боли, взывала ко всем святым, чтобы те избавили ее от приступа радикулита. Он пошел ругаться с двумя студентками из театрального института, которые жили этажом ниже: мол, можно приглушить вашу ямайскую музыку, а то все «бум-бум-бум». Розали вспомнила, что как только Тьерри вышел и она осталась в спальне одна, волшебный жаркий воротник, повязанный вокруг шеи и обещавший, вслед заверениям производителя, ей мгновенный сон, музыка сразу замолкла. Боже, как же ей стало хорошо! И Розали стала ждать возвращения Тьерри в спальню, чтобы сказать ему спасибо, сказать ему, что он – ее герой, ее Тарзан, ее супермен, но, вместо того, чтобы вернуться к ней, Тьерри уселся в большой комнате читать журнал. И Розали уснула под шорох шелестящих страниц, так и не успев выразить ему свою благодарность. Вот почему и по нынешний день в моменты самого острого отчаяния ей случалось думать, что дело было не в его «заторе», из-за которого, собственно, Тьерри ее бросил, но в ее неспособности объяснить ему, насколько она его любит и как он дорог ее сердцу. «Может быть, дело было в том, что его мужское начало давно было ущемлено», – иногда делилась она своим предположением с Бенедиктой. Но та явно не соглашалась: «Да хватит тебе винить себя, Розали. Вот возьмем меня, например. У меня никакого « затора» с Николя и в помине не было, к тому же я ему разве что олимпийскую медаль не вручала, когда он вспоминал, что нужно вынести мусор. И что в итоге? Ты же знаешь, как он со мной обошелся!»

Розали и Бенедикта замолкли на несколько минут. Утомившись от ожидания, полдюжины девушек вышли из очереди, громко стукнув своими высокими каблуками на проезжей части, что-то вскрикнули, хохотнули, а затем вскочили в такси-микроавтобус, звеня своими сережками и браслетиками. Очередь продвинулась на несколько сантиметров. Наблюдая за группой девушек, набившихся в машину, Розали задалась вопросом: а куда, собственно, они направляются? Может, в другой бар или, кто знает, на дискотеку с липким полом, где они будут вихлять всеми частями тела, попивая при этом дешевую водку, которой их будут угощать парни с остекленевшими глазами? Розали очень бы хотелось узнать, где, с тех пор как он переселился к брату, Тьерри проводит субботние вечера. Ее волновало, скучает ли он, подобно ей самой, по тому времени, когда они летними вечерами вместе готовили лососину в фольге на гриле, плавали в бассейне у его сестры в монреальском пригороде Пьерфон, катались на роликах вдоль канала Лашин или вместе читали последнего «Гарри Поттера», расположившись валетом в гамаке на балконе. Как будто поймав мысли Розали, Бенедикта вдруг выдохнула:

– У меня ужасное настроение!

Розали наконец очнулась от мечтаний.

– И у меня тоже.

– А знаешь, что меня больше всего убивает?

– Что?

– Даже если бы сейчас Николя приполз ко мне обратно и сообщил, что у него ничего не вышло с этой самой Сандриной, даже если бы он умолял меня вернуться к нему, даже если бы он сделал мне предложение, он мне уже больше не нужен. Я его больше не люблю.

– Ну вот и хорошо!

– Как раз-таки наоборот. Я чувствую себя опустошенной. По крайней мере, боль и ярость заполняют пустоту.

Поколебавшись несколько секунд, Розали наконец решилась:

– Ты, конечно же… да, я полагаю… хотела бы завести кого-то другого?

Потому что возникал вопрос: учитывая, что Бенедикта как-то по-новому стала выщипывать себе брови, не означало ли это надежду на новую встречу? Розали не была уверена, должна ли она была, как подруга, имеющая сторонний и доброжелательный взгляд, сказать ей что-то по поводу бровей. Конечно, Бенедикте бы явно не повредило узнать, что она себя просто обезобразила. Но Розали боялась, что ее подруга может рассердиться и что в результате она будет вынуждена – в том темпе, как разворачивались события, – коротать субботние вечера в полном одиночестве, а ведь такое может продолжаться до конца ее дней. И поэтому она повторила, стараясь сказать более отчетливо: