Гурам Сванидзе - Сборник рассказов

Признаться, у меня не было аппетита: слегка ныл желудок. К тому же было обидно за Серго. Невысокого роста, он хлопотал, суетился, а один раз даже чуть не споткнулся, что вызвало недоброжелательное оживление моих соседей за столом. Захотелось прогуляться. Закуривая, я направился по дорожке, мощённой осколками мрамора, к воротам. Меня опередила быстроногая девчушка. Она несла накрытый бумагой таз, явно с пищей, и сумку с бутылками.

Улица, залитая солнцем, была пустынной. Смотреть было не на что – те же заборы, сады… Быстроногая девочка куда-то спешила. Из любопытства я последовал за ней. Она несколько раз свернула и потом упёрлась в полуразрушенную каменную ограду. Видимо, здесь находился упомянутый механический завод. Сквозь зияющие проломы в ограде виднелись опрокинутые вагонетки, раскуроченное оборудование, покоящееся в разросшемся бурьяне, в глубине двора корпус с пустыми глазницами. Место казалось тихим и прохладным. «Вася, Коля!» – позвала девочка. Из зарослей бурьяна появились два существа – в оборванной одежде, обросшие, грязные. Типичные бомжи. Один из них раболепно протянул руки через пролом в ограде. «Это вам угощение от Серго Геронтича», – на ломаном русском объяснила она. Те в знак благодарности закивали головами и затем скрылись с харчем в кустах. Девочка, увидев меня, наблюдающего за всем этим на расстоянии, улыбнулась и сказала: «Они бывшие рабочие завода. Есть ещё третий. Он инженер. Бедняга спился окончательно и заболел, лежит где-нибудь под кустом». Некоторое время мы шли рядом, потом девочка поспешила обратно на свадьбу («Много дел! Мать заругает!»), я же замедлил шаг.

Возвращаться не хотелось. Уже на некотором удалении от ворот Серго я вовсе остановился. Два перепивших-переевших гостя окропляли, а третий облёвывал забор хозяина свадьбы. Я стоял и не знал, в каком направлении идти. Вдруг почувствовал, что эту сцену наблюдает ещё кто-то. Обернувшись, увидел пожилую даму с зонтиком. Она смотрела с нескрываемым презрением. Её внешность была необычной для этих мест – женщина напоминала заблудившегося интуриста. Вдруг последовало:

– Schande! Sie schamen sich sogar vor einem alten Menschen nicht!

Меня передёрнуло, фраза на немецком была выговорена чеканно и так, как говорят в Северной Германии. Я мог поручиться за это как специалист по немецкому.

– Ты посмотри на Веру, опять на немецком базарит! – воскликнул один из писающих.

– Кто знает, на каком языке она базарит, может быть на тарабарском. Старческий маразм у неё! – ответил другой, уже заправлявший брюки. Обоих сильно развезло.

– Achten Sie nicht darauf, Frau, – сказал я ей. Она резко повернулась и пошла прочь. Я некоторое время смотрел ей в спину. Её походка выдавала возраст (она опиралась на зонтик), но в ней чувствовалась энергия гнева.

Сославшись на дела, я попрощался с Серго и уехал. Он был недоволен.

Через шесть месяцев Серго приехал ко мне в Тбилиси. Дела его по службе в том городке не складывались, но его больше заботило здоровье дочери. Я сделал несколько звонков и устроил её на приём к профессору из института Чачава. Потом мы посидели с Геронтичем за кружкой пива. Он продолжал обижаться за то, что я рано уехал со свадьбы.

– А как поживает фрау Вера? – неожиданно ввернул я. Геронтич несколько опешил, но потом слегка осклабился и рассказал историю.

Тётя Вера прибыла в город вместе с заводом в 50-е годы. Работала библиотекарем, пока библиотеку не разворовали, как и завод. Кому нужны были старые книги, к тому же на русском языке? Она всегда отличалась строгим нравом и позволяла себе публичные нравоучения. Незамужняя, под старость лет тётя Вера вообще стала несносной. От репутации местной сумасшедшей её спасало то, что люди знали, что она была справедлива в своём обличительном пафосе, который проявляла невзирая на лица. У неё была мания – увидит на улице брошенную бумагу, подденет её наконечником зонта и ищет кругом урну. Она впадала в бешенство, если сама урна была опрокинута. В последнее время объектом своих филиппик она выбрала брошенный на одной из улиц «Форд». Он принадлежал местному руководителю «Мхедриони», которого застрелили в этом автомобиле, о чём свидетельствовали дырки от пуль автоматов в его корпусе. Для старой женщины этот «Форд» явился олицетворением беспредела, жертвой которого стали заводик и её библиотека. Она ходила по инстанциям с требованием убрать «памятник безобразию». Над её энтузиазмом только посмеивались.

– Откуда её немецкий? – спросил я.