Гурам Сванидзе - Сборник рассказов

Наташа пригласила Веню подняться в номер, и он не мог понять, почему в лифте ей понадобилось выйти этажом раньше. Вообще она повела себя странно: заговорила шёпотом, опасливо озиралась, а потом вдруг зашла в ванную чистить зубы. Чем бы всё это кончилось, возможно, он догадался потом. Но в тот момент вспомнил, что ему нужно позвонить домой. В номере был телефон. Ответил слегка встревоженный баритон. «Где ты?» – спросила его мать. «В гостинице», – ответил простодушно Веня. Лёгкая зябь волнения в эфире перешла в лёгкую бурю: «Что там ты делаешь?» – «Меня пригласила к себе женщина». Если кому довелось когда-нибудь услышать в телефонной трубке истошный вой волчицы, то это был Веня. «Беги домой, несчастный! Ты заразишься! Ты заболеешь!»

Через некоторое время Веня переехал в Москву, где окончательно утвердился как гендеролог. Доходят слухи, что он по-прежнему невинен.

Командировка сюда организовывалась в спешке и бездарно. Надо было провести социологическое исследование. Вопросники не удосужились перевести на русский язык. Между тем в этих местах проживало много азербайджанцев, не знавших грузинского, а нередко и русского. Так что каждый раз, собрав вокруг себя респондентов, приходилось надрывать горло и переводить анкету с грузинского на русский. На азербайджанский язык меня последовательно переводили работники местного райкома ЛКСМ. Что они говорили респондентам – трактористам, скотникам и дояркам, – мне неведомо.

Только-только вступал в свои права март. Было холодно и грязно. Опросы проходили на фермах. Говорят, что их запахи полезны и прочищают лёгкие, но с непривычки можно нанюхаться до умопомрачения, к тому же они подолгу тебя преследуют. Только и думаешь: «Поскорее домой, в Тбилиси… под душ!»

Но, видимо, несмотря на неприбранный вид, моя персона ещё могла производить впечатление…

После одного из вояжей в дальнее село я оказался на молодёжном вечере. Местный комсомольский актив района веселился, танцевал под звуки популярных хитов. Другая молодёжь заглядывала с улицы в окно и из хулиганских побуждений строила рожи и отпускала комментарии. Для такого случая на вечер был приглашён милиционер. Он подходил к окну и урезонивал хулиганов грозными взглядами. На его груди красовался комсомольский значок.

На вечере играли в почту. Роль почтальона исполнял чрезвычайно энергичный парень. Он изъяснялся на всех принятых здесь языках – грузинском, русском, азербайджанском – и приговаривал: «Почтальоны – тоже люди! Им тоже нравится получать письма!» После изнуряющей работы в дальней деревне я подустал и меня клонило подремать, когда этот малый громким голосом во всеуслышание провозгласил: «Письмо для гостя из столицы!» Я встрепенулся, встал, принял сложенный вчетверо листочек бумаги и поблагодарил его. Письмо было от девушки. Она сожалела о моём унылом виде и призывала оглядеться вокруг. «Вы увидите глаза, исполненные любви», – обещала незнакомка. Я был заинтригован, хотя отдавал себе отчёт, что это могла быть дежурная шалость. Некоторое время озирался, потом перестал.

Я так и не вставал из-за стола. Под конец вечера ко мне подошёл директор Дома культуры – карликового роста крепыш. Он вывел меня из-за стола и стал теснить к основной группе гостей. Некоторое время я танцевал с девушкой-азербайджанкой, учительницей школы, как узнал из светского разговора во время нашего медленного танца. Мы держались на приличествующем расстоянии друг от друга, максимально демонстрируя взаимное почтение. «Письмо было явно не от неё», – лениво подумал я. Пуще разболелась голова, в горле першило, гудели ноги. Улучив минутку, когда карлик-крепыш отвлёкся, я вернулся к своему столу. Но не успел сесть, как ведущая вечера, явно руководящий работник, зычным голосом в микрофон заявила: «Теперь наш гость из Тбилиси споёт нам что-нибудь или скажет тост!» Я предпочёл сделать второе.

В разговоре с Вано, инструктором райкома, который помогал мне в моём многотрудном исследовании и гостеприимством которого я пользовался, было помянуто письмо. Он терялся в догадках и был заинтригован сильнее, чем я мог предположить. Послание Вано посчитал до неприличия откровенным.

На следующий день мы не стали опрашивать население. Было 8-е марта. Праздник справляли в актовом зале русской школы. Я приободрился. Прямо во дворе прохладным утром обмылся по пояс холодной водой. Мне поливала из ковша мать Вано. Побрился, почистил зубы…