Гурам Сванидзе - Сборник рассказов

– Вышел бы на улицу. Там чудесная погода, – начал я.

– Да, ещё говорят обо мне как о последнем идиоте! – оборвал меня Симон.

Потом он снова ушёл в себя. Я начал ёрзать на стуле, ища возможность чем-то занять себя.

– Ты помнишь того мальчика и мужчину? Месяц назад они проходили мимо нас, когда братья устроили драку из-за шахмат.

Я помнил, но, не уверенный, что этот факт мог иметь какое-то значение, переспросил Симона.

– Не надо делать вид, что пытаешься вспомнить. Ты помнишь. Я видел, как ты смотрел на них, – перебил он меня.

– Какое это имеет значение? Мало ли кто наведывается на кладбище, – возразил я как можно мягче, чтобы излишне не волновать хозяина.

– Представь себе, я знаю имя и отца, и мальчика, – тут Симон слегка улыбнулся. – У них типично грузинские имена при совершенно славянской внешности и посредственном знании грузинского языка. Должно быть, у мужчины отец – грузин, а мать – русская.

Я пожал плечами. Симон сделал паузу и потом, устремив свой взор куда-то вдаль, сказал:

– Мальчишка похож на свою мать. Вот имени её я так и не узнал!

Сказал и… всхлипнул. Я опешил, засуетился, начал успокаивать Симона. Он быстро оправился. Наступила очередная пауза. Я стал догадываться, почему он произнёс последнюю фразу в прошлом времени и поёжился. Потом он продолжил:

– Я позвал тебя, чтобы рассказать кое о чём. Хоть ты не будешь считать меня тронутым умом…

Симон заговорил. Видно было, что текст давно созрел в нём, поэтому он пересказывался достаточно гладко и без остановок. Это была другая личность. Глаза его горели, от эмоционального напряжения на шее вздувались жилы, руки тоже ожили. Всегда безжизненные, они вдруг обрели пластику – сопровождали повествование лёгкими, короткими и точными движениями.

– Я стоял на остановке троллейбуса напротив университета, – рассказывал мой приятель, – она подошла ко мне и спросила о чём-то, о ерунде какой-то. Невысокого роста блондинка с широковатыми скулами. Она спросила меня так, как будто мы давно знакомы, более того – испытываем друг к другу симпатию. Такими приветливыми показались мне её голубые глаза в яркий весенний день, такой естественной улыбка и искренним смех, спровоцированный чем-то совершенно обычным. Казалось, что она готова была завести со мной беседу. Не исключаю, что она спутала меня с кем-то.

В это время я взял с тумбочки коробку с лекарством и только попытался прочесть его название, как Симон вдруг, не прерывая рассказа, привстал и отнял у меня коробку. Так и остался лежать с зажатой в левой руке коробочкой.

– Подъехал мой троллейбус, и я поспешил к нему. Когда обернулся, то увидел, что она смотрела мне вслед, будто удивлённая моему неуклюжему поступку. Но лицо по-прежнему излучало весёлость. Я не стал искать встреч с ней. Это был только эпизод, с которым я так небрежно обошёлся.

В комнату вошла мать Симона. Она принесла поднос с фруктами. Рассказчик замолк. Явно пережидал, пока выйдет мать. Я принялся есть яблоко.

– Второй раз я встретил её через несколько лет, в зоопарке, где прогуливался после лекций. Она была в кругу семьи, с мужем и мальчиком. Они были такие ухоженные и такие счастливые. Помню, они шли от клеток с тиграми, и отец произносил сыну на грузинском название поэмы «Витязь в тигровой шкуре». Ему давалось это с трудом, из-за чего он выговаривал фразу очень громко. Она оглянулась вокруг с несколько виноватой весёлостью и перехватила мой взгляд…

На улице, видимо в беседке, мужчины зашумели, послышался стук костяшек домино. Симон замолк и поморщился. Он смотрел прямо перед собой, то есть на потолок. Шум с улицы стал причиной его раздражения.

– Так, о чём я… – заговорил Симон. – Да, она не отвела глаза, и к выражению, с каким она пригласила меня разделить забавную ситуацию, примешалось узнавание. Наверное, опять ложное. Женщина проходила мимо, но её глаза ещё общались со мною. Потом она опомнилась и окликнула своих мужчин, чтоб те не спешили. Они шли быстро, увлечённые разговорами о тиграх. Так я узнал имена её мужа и сына.

Симон остановился. Было заметно, что он устаёт от разговоров и эмоций. Мне показалось, что от слабости у него закружилась голова. Он откинул голову. Я сидел молча. Улучив момент, когда Симон начал приходить в себя, я спросил:

– Сколько лет ты… наблюдал их?

Перед словом «наблюдал» я сделала заминку, так как посчитал слово неприемлемым для такого случая.

– Лет пять.

– Ты всегда помнил её?