Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

Еще бы. Несчастья дают людям немалые права. Во всяком случае, все склонны так думать.

В здешней обходительной манере я сказал, что понимаю и сочувствую, что желаю Аните поскорее забыть и меня, и досадное происшествие, но прошу и его взять в расчет, что, оставаясь нанимателем, я попадаю в ложное положение. И девочке будет тяжело видеть меня.

Он затряс головой, дернул бородку:

– Да нет же, нет! Ты послушай! – Вдруг, перегнувшись через стол, сжал мне запястье железными пальцами. Сердце прыгнуло и заколотилось в ребра. Я едва удержался, чтобы не оттолкнуть его. Бормотанье за дверью обернулось хриплым дыханием и далекими выстрелами. Удушье встало комом в горле.

– Что с тобой? – забормотал старик. – За доктором, доктора позову… Ты совсем зеленый!

От живого голоса наваждение разбилось. Хрипы и выстрелы стихли. Освободив руку, я глотнул вина и смог вздохнуть, а потом и заговорить. Отказался от доктора и встал, трусливо уклоняясь, чтобы он опять не схватил меня за руку.

– Не уходи так, – наседал он, уговаривая. – Скажи, что не откажешься. Уступи раз в жизни. Ну я тебя прошу. Я никому это не рассказывал, что тебе рассказал. Постой. У меня к тебе дело. Слышишь? Никто ведь не знает, что зять сбежал. Все думают – погиб. Разведи мою дочку с этим паразитом. Поможешь? Ну пойми!.. – И дальше, дальше…

Вырвавшись, наконец, слепо кружил по улицам, считая шаги. Куда деваться? Опять в одиночное заключение?

В локанде меня встретили торжественно и виновато. Карло протянул маленький белый квадратик.

«Тысяча сто четыре…» – достукивал в мозгу счет шагам. Письмо существовало в реальности и отыскалось.

– Тысяча сто пять, – выговорилось вместо «как же вы нашли его?»

Но за помешанного меня не приняли, а стали уверять, что такая беда не в тысячный раз случилась, а в первый. «Честное слово!» Подталкивая, предъявили виновника – встопорщенного подростка, который еле сдерживался, чтоб не зарыдать. Заметно было, что распекали его долго и сурово. А от меня ждали не благодарности, а интереса к поискам. И правда, где же оно было? С нервным любопытством стал расспрашивать. Слова слушались. Оказывается, тут возник настоящий поисковый штаб под председательством Карло. Вызвали всех письмонош, строго выспросили. Чтоб мальчишки утаили письмо или потеряли – да быть не может, и не думайте! Выяснили, кто относил два письма по одному адресу. Послали проверить. И что же? Вот он, дважды разгильдяй! Во-первых, недосмотрел, имена похожие.

– Вечер уже был, темно… – забормотал мальчишка.

Во-вторых, не в собственные руки отдал, а подсунул оба письма под дверь. Не достучался, видите ли. Ты понимаешь, какое тебе дело доверили? Нет, до ополчения ты не дорос. Мал еще. Из-за тебя люди известий не получают, с ума сходят!

Мальчишка зарыдал. Давясь словами, пытался просить прощения. Это оказалось так тяжело видеть и слышать, что у меня самого запульсировали спазмы в горле. Неловко махнул мучителям: перестаньте! От взмаха письмо взлетело у меня с ладони и упало на пол. Десять рук протянулись поднять. Рыдающего преступника отпустили – в первый и последний раз! Потому что герой за тебя просит!

Герой побрел вверх по лестнице. Ноги намертво прилипали к ступенькам. Возвращаться к себе в комнату не было никаких сил. Даже для того, чтобы прочесть письмо.

Я и так знал, что там написано. Жду – помню – люблю. Возможно даже, что этими самыми словами.

Череп вепря, врезанный в ствол дуба-великана, получил новое суеверное приношение. Над коралловыми бусами с капельками сережек яркой слезой выкатывалось из глазницы что-то блестящее, сине-золотое… оказавшееся бисерной ниткой. Пересыпая ее с ладони на ладонь, я пытался нанизать рассыпающиеся слова. «Мне плохо, со мной что-то происходит». «Боюсь, что схожу с ума». Глупо и не выговорится. Может быть, на их пороге что-нибудь придет в голову? И вдруг понял, что на пороге могу столкнуться с молчанием за глухой дверью. Осторожно опустил пеструю цепочку на прежнее место. Стучать, не зная, отворят ли, – этого нервы не выдержат.

Жаркая, цветущая дорога успокаивала. Было не скучно, не грустно, не тревожно, ничего не мерещилось. Так и брести бы, неважно куда, пока сил хватит. Я плохо помнил, как добраться на завод, но по наитию свернул правильно и скоро увидел маленькую цитадель с донжоном-трубой, услышал постукиванье игрушечного зеленого паровозика. Кажется, меня никто не заметил. За приотворенной дверью в контору-лабораторию чувствовалось движение. Я чего-то ждал, привалившись в тени к косяку, и видел угол стола, на который из окна лилось солнце. Вдруг в полосу света вплыли руки и поставили на стол плоскую фарфоровую миску. Руки колдовали. Двумя хордами на края чашки, тихо звякнув, легли полупрозрачные стеклянные палочки, а на них – что-то напоминающее длинные пряники, клубничного и шоколадного цвета. Руки исчезли, потом появились вновь и накрыли миску стеклянным колпаком.