Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

Перебирая вчерашние впечатления, натолкнулся на индюка-знаменосца. Что это за шут? И что за нелепое название должности? То ли диктатуру напоминает, то ли цирк-шапито. У него всегда такие манеры?

Нет, не всегда. И он не шут. Наверное, очень сильный человек. То, что он проделывает, требует железных нервов. Или уж совсем больных. Держится он по-разному. Сегодня – запанибрата, завтра – хмурый начальник, послезавтра – любезный сосед. То простецкий мужичок, то брюзгливый герцог. Если ему отвечают в том же духе, он сразу перескакивает в другой образ. Он тут новый человек. Его назначили из центра. Вроде бы он заместитель капитана, а на деле подчиняется ему только наполовину. Его должность всегда называлась так – руководитель гражданской экспедиции. А он объявил, что теперь будет иначе – знаменосец порядка. С ним спорили. Особенно Старый Медведь. Что напоминает диктатуру. Что нехорошо. А он в ответ – не он один, кстати, что диктатура была тысячу лет назад, давно пора забыть, и не все, что было тогда, было плохо.

– То есть разом и забыть и вспомнить?

Вот именно! Если человек при диктатуре родных потерял, или сам сидел, или семью сослали, а таких ведь большинство, он говорит: вы судить не можете, это у вас обида осталась.

– … а на обиженных возят дрова…

Уже слышали? А если кто-нибудь ругает диктатуру, а сам не пострадал, опять то же самое – «вы судить не можете, вас это не коснулось». Здесь люди прямые. Теряются. Сам-то как судишь? Спрашивают. Он хохочет: «Мы с диктатором разминулись. Я родился на следующий день, как он помер. Может, новым диктатором стану? Шучу!» Неприятно, конечно. Разобидит и твердит, что шутка и обижаться не на что.

И вдруг все вместе, дополняя и перебивая друг друга:

– Мы хотели вас просить быть нашим представителем как раз перед ним. Запишите нас на прием. Или вот как: мы приглашаем вас на завод. А давайте сразу после лекции? Вместе пообедаем. Все покажем, расскажем и обсудим. Пожалуйста, приезжайте!.. А все же… внимание он приковывает, это правда. Вот и сейчас о нем говорим. Давайте перестанем, ладно?

– Комната наливалась закатным светом. Намурчавшийся кот запрыгнул на спинку дивана и победительно поглядывал кругом, улегшись в позе сфинкса.

Я достал из кармана брошюру, которую дядя издал, выставляя свой особняк на конкурс: «Там письмо для вашего отца».

Ответом было дружное «ах!» Юджина встала.

На конкурс десятилетия? Как хорошо! А знаете, что у архитектора это была первая в жизни работа?

– … и последняя – в этой области. Он теперь железнодорожные мосты проектирует. Может быть, после успеха на конкурсе вернется к архитектуре. Это дядин замысел.

Должен быть успех, должен. Такой дом удивительный. А почему вас никогда на стройке не было?

– Учился за границей. А то бы мы раньше познакомились… – Но эта тема, увы, растаяла. Когда говорили о знаменосце, в фокусе внимания все равно оставался я. Теперь же средоточием интереса оказалась брошюра. Вернее, сам особняк.

А ведь участок совсем небольшой. Попросту маленький. И дом невелик. И рядом громада четырехэтажная. А все равно он торжественнее. Очень строгая красота. Никакой пышности, ни мрамора, ни лепнины. Кирпич, стекло, чугун. Поэма кирпича. А зимний сад – стеклянный цилиндр? Вот он. Удивительно прозрачно и красиво. А зал под стеклянной крышей? В центре, круглый, как светило, а вокруг планеты. Ни одного темного коридора! А где ваша комната? Другого такого дома и нет. Папе так приятно будет. Спасибо.

Каждую фотографию они разглядывали очень пристально, вспоминая и обсуждая.

Я не сразу понял, что интерес какой-то грустный. Почему? Постарался подумать о них, а не о своем настроении. Получилось. И тут же догадался. Вспомнил, что рассказывал дядя. Тогда Старому Медведю грозило следствие. Сначала за неуплату налогов, потом за контрабанду. У него откровенно отнимали дело, его артель опасались брать на работу. В поисках подрядчика дядя потому и выбрал его – при прочих равных, что решил помочь человеку в отчаянных обстоятельствах. И показать, конечно, что никого не боится. Хотя об этом дядя не говорил.

– Вам тяжело вспоминать о том времени?

Вздохнули, помялись, улыбнулись. Разве заметно? Вон вы какой чуткий. Да нет, все хорошо. Но… Ваш дом – последнее, что мы строили в столице. Потом уехали.

Надо было спросить: вам хочется вернуться в столицу? Предчувствовался непростой переплет желаний. Возможно – откровенность. Но по инерции прежнего замысла я принес оставленный у дверей чехол, открыл папку, откинул с черно-белой гравюры шелковую бумагу. На темном фоне – светлый прямоугольник маленького окна. В него вписан профильный портрет прекрасной женщины. Возрожденческая фантазия на тему классической красоты.