Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

Ксан утешает меня, я не слушаю. Вспоминаю, что рассказала Марта. Оказывается, Санди не проболтался – он с полной откровенностью все выложил. Сначала индюк позвал его «просто поговорить». Похвалил, приручил, пообещал взять к себе в отряд через годик. Щенок все и рассказал о Юджине и Гае. А индюк хотел услышать о Марте и капитане. Откуда узнал? Марта догадывается. Те жильцы, которые квартиру и сейчас снимают, они видели капитана и вспомнили его слишком узнаваемые шрамы. А мальчишка помогал и помогал хорошим людям: все доносил заботливому начальнику. Даже подписал какую-то бумагу. А когда спросил, не пора ли хозяйке узнать о помощниках, оказалось, что бумага грозит страшными карами за разглашение… Но этот щенок, полудурок, он поступил умней меня, умника. Едва началось, он понял – началось. И спрятал свою бабушку в больницу. А я не спрятал старика Юлия!..

– … чтоб вы были заодно с этим выродком – никто не поверит! – вещает Ксан, глас народа. – Этот Гай, этот ублюдок! Оружие продавал врагу – это выродок, не человек.

– Зачем? – спрашиваю я. – Зачем Гаю убивать Ларса?

– Из-за денег! – чеканит тезка – Этот ублюдок и пьяница, он же нищий без гроша. Про деньги знал, потому что все знали. Никто не верит, что это ты ему сболтнул, ты не думай.

– Нет, что-нибудь одно, – вздыхаю я, – или нищий без гроша, или оружием торговал…

Глас народа оторопело раздумывает:

– Да… Зря тебя знаменосец в штаб не взял!.. Или одно, или другое. Он был нищий. Может, не продавал оружие, только затевал продавать , а? Ларс узнал, хотел помешать, вот он его и убил… Но тогда что же, не из-за денег? Подожди-ка…

Перебой сердца вдруг подсказывает, что такое «с поличным».

– … Подожди-ка… – снова слышу голос тезки, гласа народа. – Зачем тогда, в самом деле? Но его же взяли с поличным!

– С каким поличным? – еле выговаривает мой примерзающий язык.

Все вокруг слушают и мрачнеют. Ксан хватается за стакан, выпивает залпом и с тоской продолжает:

– … Старик его жить пустил, отцом ему был и дедом! А он убил старика!..

Опять будто вздрагивает под ногами пол. Что? Что?.. Гай убил дедушку Юлия?

– … Жалко дедушку, добрый был, робкий такой. Я, как узнал, так даже думать об этом боюсь. Гай – нелюдь, а жил среди нас. Ты не думай, никто не верит, что наша Юджина… с этим нелюдем… Откуда такие берутся?

Минута молчания. Нехорошего. Я прерываю: это заявление штаба? Вдох, выдох.

– Будет и заявление. Мне сказали, когда освободили. Извинялись передо мной…

Молчание.

– Гай не убивал, – говорю я. – Это они повесили старика.

– Ты что! – вскрикивает Ксан. Дергается, расплескивает вино. – Ты что! Ты же ничего не видел!

У меня сжимаются кулаки:

– Ты тоже ничего не видел!

Слышу до боли знакомый голос:

– Ты не так понял… – стонет дед Аниты. К кому обращается? – … Гай убил старого Юлия тем, что оказался убийцей. Старик верил ему, гаду, полюбил. А узнал – сердце разбилось.

Появляется и Анита. Вся в черном, с черной лентой в распущенных волосах. Кокетничает трауром. На нее оглядываются грустно-жалостно.

А в чем моя правда? Я знаю, что Гай не убивал. Остальное догадки. Чем их можно подтвердить, чтобы обвинять знаменосца? У меня концы с концами не вяжутся… но ведь и у них, у этих – тоже!

Распахивается дверь. Входят человек десять. Марта с ними. Это вернулся наблюдательный комитет. Читают заявление. Вдруг Анита всплескивает ладонями, бросается Марте на шею, обнимает, целует, причитает, рыдает. «Уберите ребенка! – надрываюсь я. Наконец, услышали. – Уведите! – рычу на деда. – И не выпускайте из дому!» Марта не понимает подоплеки. Она благодарно смотрит на девочку, что-то шепчет дрожащими губами…

Заявление наблюдательного комитета. Комитет скорбит о трагической гибели троих сограждан. Комитет требует от штаба поиска официальных объяснений произошедшего и немедленного самороспуска с передачей власти городской коллегии. Комитет требует немедленно вызвать окружного прокурора и начать расследование. Комитет требует немедленно выдать тела погибших.

С юридической точки зрения бумагу следовало бы поправить. Но язык сам спрашивает: где же… тела? Карло безжизненно отвечает: в тюрьме. Вздох: в тюрьме… Вдруг напряженный голос: нет. Все оглядываются. На пороге молодой ополченец с белой повязкой. Он входит и растерянно повторяет: нет. Нет? Дедушку Юлия отнесли в больницу, а убийца – он там … и останется там до тех пор…

Марта пошатывается, как от удара. Скорей обнимаю ее, поддерживаю, но она отталкивает меня, отталкивает ополченца и выбегает на улицу. «За ней! Беги!» – вопит Ксан и трясет меня за плечо, вцепившись мертвой хваткой. Ему кричат: «пусти!», я выдираюсь, он, опомнившись, отпускает – и оступается больной ногой. Падает. Его кидаются поднимать. Я выдергиваю из общей свалки руку с белой повязкой и кричу ополченцу: «Где – там?»