Елена Иваницкая - Делай, что хочешь

– … переворот, понимаешь теперь?!

– Старика за что?

– Оба взяты с поличным! Первая степень опасности!

– С каким поличным?

Мы оба кричим. «С каким поличным?! Карло, вы в уме? Вы понимаете, что Гай не убивал? Не убивал! Не убивал! – Это ты без ума! Ты с кем говоришь? Чтоб я поверил хоть чему-нибудь, что они скажут!.. Они повесили старого Юлия! Как теперь жить!»

Откричав, оба хрипим сорванным горлом.

– Поезжай скорей, – сипит Карло, – предупреди. А я соберу комитет. Нас еще не запретили. Но приказ будет. А пока что этот, с плеткой, объясняет вызванным, как надо всё понимать и что людям отвечать.

– Индюк-то где! Где знаменосец?

– Мальчишка его не видел…

Как тяжело догонять мыслью дикие события. Ни мне, ни репортеру, ни толстому лавочнику не пришло в самодовольные головы, что индюк охотился не за нами, а за капитаном. И откуда он знает, кто чей любовник? Почему год, или два, или не знаю сколько, тайна оставалась тайной, а едва лишь стала известна мне, как индюк тоже узнал? И что такое «с поличным»? И что-то еще…

… Я не спрятал старика в больницу! – вдруг с ужасом понял я.

Меня никто не видит. Улица пуста. Раннее, лимонное, счастливое солнце. Отпираю дверь конторы, плотно притворяю за собой. Отпираю шкаф и ящики стола. Все бумаги до последнего листка перекладываю в пеструю наволочку. Все запираю. Затворяю окно в сад, закрепляю крючком. Адвокатскую тайну охраняет дюжина законов, пусть осмелятся их нарушить, взламывая замки и разбивая стекла…

Но это все машинально. А думаю я о другом.

… это я виноват, я не спрятал старика в надежное место. Нет, Юлий не был для них опасным свидетелем. Да, они заметили, что он их видел… Но такая… такая расправа!.. с беспомощным стариком… Чтобы оглушить и подчинить весь город.? Или нет, не оглушит? Тогда город станет стеной. И они, эти – будут стрелять в толпу. Или нет? У знаменосца слишком много участников и свидетелей этого – заговора … который он сам, у нас на глазах строил… и устроил. Но ведь на следствии все раскроется! Если будет следствие…

И я полетел…

Но меня опередили.

– Уже знаем, – тихо говорит Марта.

На ступеньках сидит Нина и плачет. Из-за угла дома появляется мальчишка, ведет лошадей. Это Санди, и это его оседланный мул стоит возле веранды. Выбегает Гертруда, повязывая косынку, но вдруг сдергивает и прижимает к лицу. Это она повезет известие Юджине, вот что. Это она, мне не придется. Мальчишка передает ей поводья и подходит ближе. Марта говорит ему что-то. Я перебиваю, наконец-то догадавшись:

– Санди! Это ты разболтал знаменосцу про Гая?

Он смотрит замученно, серые глаза становятся черными: зрачок затопляет радужку. Шепчет:

– Нет, я не… Да, это я.

– Предатель, убийца, крыса! – выскакивает из меня крик. Пальцы истерически вцепляются ему в горло, кулак летит ему в лицо. Марта перехватывает мою руку, я вырываюсь, она держит крепко, тогда я изо всех сил отпихиваю ее, ударив локтем в грудь, но она все равно держит. В глазах темно. Нина и Герти бегут к нам. Мальчишка кричит: «Отпусти, хозяйка, так мне и надо!»

Марта уводит его, они говорят долго и тихо. Герти обнимает меня и плачет.

Нина остается, мы все уезжаем. Возле дуба-великана мальчишка с Герти сворачивают на завод – там Юджина.

Теперь мы с Мартой вдвоем. Летим в город. По улицам едем все медленнее. Она рассказывает, с чем примчался несчастный предатель-Санди и что с ним случилось. Она рассказывает, а светлый, радостный звон раздается над головой и плывет облаком. На раз-два. Колокол поет: от-бой!.. Штаб отменил первую степень опасности. Отбой, граждане. Порядок восстановлен. Но улицы все еще пусты, город молчит, как оглушенный…

Нет, уже говорит. В локанде народу мало, но все же комитет работает, и все внимательно слушают тезку Ксана. У него разбито лицо, он гордо носит знаки сопротивления. Увидев нас, бросается навстречу, прихрамывая. «Держись, сестренка! В обиду не дадим! Никто не верит!»

– Чему? – спрашиваю я, и краем глаза вижу, что Марту окружают друзья-комитетчики и уводят.

– Выпьем, тезка! – говорит Ксан и хмуро посмеивается: – Сесть не могу. Стоять ничего. По копчику меня. По колену. Но я им тоже… втроем не одолели!

Хвастается, но вдруг умолкает. Настойчиво, сочувственно протягивает мне стакан, и, похоже, глас народа вещает его разбитыми губами: «Капитан приедет, во всем разберется. Капитан и Марта… напрасно они скрывали… Люди бы сразу поняли. Тебе-то, тезка, тяжело, я понимаю. Вы честно решили. Чтобы им расстаться, а ей выйти за хорошего человека, который все знал. Ты же знал?» Я осторожно киваю. «Тяжело тебе будет, но они не должны… не они должны расставаться. Придется отойти тебе… ну, выпей со мной…». Пьем.