Елена Котова - Период полураспада

– Гуля, я не хочу операции. Не хочу мучиться перед смертью. Сколько проживу, столько проживу. Прошу, не заставляй меня…

– Мам, так нельзя. Почка инкапсулирована. Вырежут, пока не поздно, и все. Не будет метастаз, понимаешь! И ты не умрешь, а поправишься. Давай, поедем еще на консультацию в Институт урологии. Потом на Каширку. Прошу тебя.

Алочка говорила неправду, что хочет умереть. Ей хотелось слышать, что она поправится, что она нужна дочери, внуку, что те не отпустят ее от себя. Скорее всего, именно мыслями о своей ненужности семье, дочери, которыми она изводила себя после отъезда дочери из Америки еще сильнее, чем раньше, она и лишила себя желания жить. Но это было в прошлом. Теперь она была готова бороться за каждый месяц жизни. Она нужна дочери: у той на работе снова одни проблемы, кто, как не мать, может ее выслушать, понять, согреть… У Юрки жизнь наперекосяк… Алочка снова чувствовала свою незаменимость.

Операция пришлась на майские праздники. Гуля проводила в больнице каждый день, возила привычные судки, термосы. После операции маме стало заметно лучше, ушли токсикоз, тошнота, она стала поправляться на глазах. Гуля ездила с ней на Каширку, они консультировались, нужно ли делать химеотерапию или облучение. Врачи заверяли их, что можно обойтись и без этого: рак почки редко дает метастазы. Без мамы же они качали головами и говорили, что, похоже, метастазы уже пошли по телу, если верить томограмме.

– Гуля, ты не должна скрывать от меня правду. Давай сразу договоримся. Я должна знать, сколько мне осталось жить, – Наталия Семеновна, как всегда, говорила твердо и безапелляционно. – Но я несравненно лучше себя чувствую. Ты, пожалуйста, достань мне еще акулий плавник, я буду его принимать, как велел врач. Хорошо, что мне не назначили химию. Как у тебя на работе?

– Да так, ни шатко ни валко. На следующей неделе еду в Белград на международную конференцию. Ты справишься без меня? Я всего на три дня…

– В Белград?

– Да, а что? – Лена взглянула на маму, та долго молчала, потом произнесла:

– Попробуй найти там Зорана. Зоран Младович. Постараюсь вспомнить его дату рождения…

– Как я его там найду? Максимум, что я могу сделать, это сходить в адресный стол. Если он до сих пор живет в Белграде…

– Да, может быть, он вообще уехал из Югославии после войны… Я имею виду сербов и Косово…

– Мамуль, я обещаю тебе проштудировать телефонную книгу.

– Знаешь что… – мама снова замолкла, перекладывая с место на место вилку и нож перед собой, – …а нужно ли? Нет… Не нужно… Ни к чему… Что ты ему скажешь? А вдруг он захочет приехать в Москву? Вообще, я думаю, что после перестройки – если он, конечно, по-прежнему живет в Белграде, – он несомненно приезжал в Москву. Мог и сам меня найти… Если он меня помнит…

– Мам, как бы он тебя нашел? Котову Наталию Семеновну? – мать и дочь одновременно заразительно рассмеялись.

– Да, ты права… – Наталия Семеновна снова вздохнула, теперь перебирая край салфетки. – Но нет. Ни к чему это… Никакой радости это никому не принесет.

Вернувшись из командировки, Лена узнала, что за время ее отсутствия у нее отобрали управление вместе с проектом онлайн бэнкинга. Она подумала, что чем сражаться с с лилипутами в этом грёбаном банке, лучше свозить маму куда-нибудь в Европу – в городе такая жара – и написала заявление на два месяца отпуска. Заявление было подписано мгновенно, что означало, что ее возвращения на работу никто не ждет. Лена испытала даже облегчение, странное ощущение освобождения было сильнее страха, что она снова осталась без работы и без денег. Хотя, конечно, это надо уметь: третий раз в жизни вылетать с работы с треском. «Плевать», – подумала она. Ей надо только сделать еще один шаг – поговорить с первым лицом. Это ничего не изменит, но правила есть правила. Есть протокол…

– Лен, ты умудрилась испортить отношения со всеми. Делала одну ошибку за другой. Я не могу больше тебя защищать, надо мной смеются: взял человека, держал год, человек все провалил, не вписался в коллектив…

– Володь, вписываются дети в детском саду, а я пришла работать. Что я провалила? Ты поставил мне задачи…

– Не хочу это обсуждать. Тебя никто не поддерживает, а ломать из-за тебя отношения в корпорации я не буду.

– Выкидываешь меня на улицу, когда у меня умирает мать? Не хотела это говорить, но это именно так. А пошел бы ты… – Лена вышла, хлопнув дверью.

Она шла по солнечной стороне Спиридоновки, думая, что в очередной раз осталась совсем одна. Человек, который поддерживал ее двадцать лет, выставил ее за дверь. Заслужила ли она это? Кто знает, кто и чего он заслужил. Сложилось так, как сложилось. Что теперь? То же, что и всегда. Бежать вперед, как белка. Или барахтаться, как лягушка, сбивая лапками сметану из молока, чтобы выжить.