Елена Котова - Период полураспада

– Юрий тебе рассказал? Я понимаю, как ты расстроена, какая это плохая новость для тебя. Ты решила из-за этого остаться?

Лена встала и с телефоном в руке отошла от столика, чтобы сын и муж ее не слышали.

– Нет, просто самолет задержали. Да, это плохая новость, что Юра бросил университет. Но не только для меня, но и для тебя, Конни.

В этот момент Лена не испытывала ничего, кроме ненависти к Эрин, к ее матери, ко всей их семье, переехавшей жизнь ее сына.

– Ты, Конни, полагала, что твоя дочь крутит роман с сыном международного банкира? Что его мать даст ему и твоей дочери все? Увы… Теперь я не могу ничего дать своему сыну. Разве что билет в Россию. Теперь фактом является то, что твоя дочь, Конни, шмонается с нелегальным иммигрантом. – Лене хотелось добавить: «Вы думали, что вы все рассчитали, но это не так». Она помедлила, заставляя себя сдержаться, выдохнула и произнесла:

– Хочу, чтобы ты отдавала себе отчет в том, что Юрий может оставаться в Америке только пока учится. И если ты рассчитывала таким образом женить его на своей дочери, то другим фактом является то, что твоя дочь – несовершеннолетняя. Она не может содержать своего мужа, а значит, и не может быть его спонсором на получение Green Card. А я – гражданка России, а не Америки. Если ты хочешь, чтобы Юрий не учился и был при этом с твоей дочерью, тебе придется решать этот вопрос самой. Только ты и твой муж, Конни, могут содержать моего сына и дать ему вид на жительство. Я помочь ему не в силах, это за пределами моего контроля. Поняла? Ну все, мне пора на посадку.

У трубы Лена еще раз обняла и поцеловала сына.

– Мам, я не мог поступить иначе. Ты веришь, что я люблю тебя?

– Сынок, и я тебя люблю, ты тоже мне верь, пожалуйста. Тебе придется заплатить цену за свой выбор. Но я буду всегда рядом, чтобы помочь тебе.

Николай и Елена уселись в самолете, им принесли шампанское.

– Кисик, я говорил тебе, что Юрка другой… Нет у него твоей силы, нет готовности преодолевать трудности. Он просто слабее. Но в нем много других хороших качеств, и он наш сын.

– Ты говорил, это правда. Но я надеялась…

– Тебе очень плохо? Не могу смотреть, как ты убиваешься.

– Мы оставили сына с жизнью, вывернутой наизнанку, и летим в страну, вывернутую наизнанку. Но у нас есть девять часов недосягаемости. Тут нас не достанут, и ничего не случится, мы летим. Давай наслаждаться этим. Пить шампанское и радоваться…

Через неделю после возвращения Коли с женой в Москву отправили в отставку правительство, назначив исполняющим обязанности премьера снова Виктора Степановича Черномырдина. Они вздыхали, что через Думу Черномырдин не пройдет, а им самим он чем-то импонировал. Не только имя, но и характер, как у Лениного отца, те же прямота и хитринка одновременно, та же сила, упрямство, умение принимать решения. Даже шутки похожи. Взять хотя бы: «курс у нас один – правильный!»

Премьером стал Примаков, человек вполне понятный: мидак, гэбэшник, профи-интриган. В экономике ничего не понимает, демократия для него – просто слово, которое принято употреблять для обозначения… Уж точно не для обозначения разумного устройства общества. Может, вражеской идеологии?

Страна доказывала свою несовместимость с демократией и с разумным устройством, регионы рвали ее на куски, а Ельцин стал трагикомичен.

Внезапно позвонил Юра сообщить, что хотя в августе прием во все колледжи в Америке уже закончился, он сумел найти один, и его приняли. Слова «сумел найти колледж» в устах сына, не озабоченного сколь-либо разумным устройстве своей жизни, не оставляли сомнений в том, что мамаша Эрин хорошо услышала Лену. Западновирджинская семейка пристроила его в заштатный художественный колледж имени Фомы Аквинского в Рокланде, кошмарном пригороде Нью-Йорка. Зато недалеко от колледжа Pratt, одной из самых достойных художественных школ Манхэттена, где училась Эрин.

Мать страшилась спугнуть ноту понимания, прозвучавшую при их прощания у трубы самолета, но считала, что в отношениях сына с жизнью не должно быть неопределенности. Не с матерью, а именно с жизнью.

– Юра, я конечно же буду оплачивать, как и раньше, твой колледж. Кроме этого, буду давать пятьсот долларов на жилье, потому что мой сын не может жить в помойке. За тысячу вы легко снимете что-то пристойное. Но это все, и прошу понять, что это не наказание. Я думала, ты станешь инвестиционным банкиром, а ты решил стать художником. Это другая сфера, другая жизнь, все другое… Художник, которому мать оплачивает образ жизни инвестиционного банкира, это ненормально. Крыша съедет, картина мира исказится. Понимаешь, что я пытаюсь сказать?