Наталья Горская - Власть нулей. Том 2

Её отыскали на главной аллее. Она послушно подала руку и пошла со взрослыми назад к могиле родителей. По дороге вдруг неожиданно сказала:

– Хорошо, что они оба умерли, – и, поймав наши изумлённые взгляды, так же спокойно объяснила: – Они не жили, а мучились. Отец всё чего-то кому-то доказать пытался, а мама под него и его постоянно службу подстраивалась. И дня нормально не прожили. Нельзя так жить в третьем тысячелетии. Не заслуживает современный человек такой жизни, такого отношения к себе…

– Неужели тебе их не жалко? – ахнула её бабушка, мать Саши.

– Не-а. Жалость – признак склероза и маразма. Так папа говорил.

Вот как всё просто. И чего все так вцепились в это новое тысячелетие? Кто решил, что со сменой цифр всё должно измениться: и жизнь, и отношение к человеку, и отношение самого человека к себе? И что значит «заслужить хорошее к себе отношение»? У кого человек должен это «заслужить»? Разве житель Средних веков заслуживал жестокости Инквизиции, разве он не имел права на уважение и человечность? Разве отечественный честный работяга, проживший жизнь в собственной стране хуже эмигранта в полуразвалившемся бараке, только по окончании XX века получил право на просто нормальное жильё?

Народу на похоронах было всего ничего: дети Бубликова, его тёща, я, Маринка, Светлана Ерёмина и Андрюшка Ромашкин. Не то, чтобы людям была безразлична смерть Серёги и его жены, а просто думали, что на похороны заявится сам Авторитет, разгонит всех и провернёт ритуал по сценарию своей корпорации. Но он и не собирался приходить. Из его клана уже под конец похорон приехал только Феликс Георгиевич, привёз большой чугунный крест для могилы. Красивый такой крест: весь в ажурных акантах и завитушках. Феликс объяснил, что Бубликов ещё месяца два тому назад увидел этот крест у него в мастерской и принялся серьёзно упрашивать, чтобы он отдал его ему, хотя он предназначался какому-то заказчику. Но Бубликов им так очаровался, так он ему понравился, что упросил сделать ему такой же. «Зачем тебе?» – недоумевал Феликс, а Серёга хохотал: «В огороде поставлю».

И вот Феликс привёз этот крест, установил на свежей могиле. Сказал, что потом переустановит и закрепит, когда земля осядет и уплотнится.

Мы выпили красного вина. Феликс собрался уезжать и предложил подвезти детей и их бабушку до дома, но сын Бубликова никак не хотел уходить с кладбища. Его уводили, он вырывался и возвращался назад. Уже не плакал, а только судорожно всхлипывал и вздрагивал, обиженно глядя на этот огромный, невозможно красивый крест. Пришлось почти насильно запихнуть его в машину Феликса Георгиевича, где он забился в угол сиденья. Сестра сказала ему: «Слабак», а он вдруг звонко ответил: «Сука!».

Мы отправились домой пешком – день был погожий, тёплый и солнечный. Ерёмина ещё до похорон была навеселе, а тут допила бутылку и принялась по дороге без умолку болтать:

– Вот так живёт человек, живёт, сам себя считает сильным мужиком, и вдруг оказывается, что он – всего лишь неопытный, неустойчивый и легко соблазняемый юнец. Совершенно не в кого влюбиться стало! Скучно жить при таком раскладе…

– Это Авторитет его втянул, – шмыгнул носом Андрюшка. – Сыграл как по нотам, психолог наш. «И совершил без цели и нужды в пустой комедии кровавую развязку». Этот Кошмарик ещё зимой наехал на его людей и не извинился. Совсем перестал просекать, на чью землю замахнулся. Авторитет как всегда изучил тактику, нащупал слабые места и Серёгу подсунул для решающей схватки. Как всегда, самые сильные аргументы оставил в запасе. Я ж сразу обратил внимание, что он таких крикунов, как Бублик, в свою команду не берёт. А он с самого начала знал, что Серый клюнет на эту бабу с сомнительной репутацией. Знал, что он свою покладистую и верную жену бьёт смертным боем, а ради грязной шлюхи на что угодно пойдёт. Так обычно и бывает. Вот Авторитет и сыграл на нём, как на флейте. Дал ему полный расчёт, как и обещал… Может, Бублик и не убивал никого, может, это сам Авторитет убил? А Бублика пьяного подложил. Он же хитрей любой самой хитрой бабы-стервы. Они не такие штуки мастер проделывать… Ох, жалко Серёгу! – Ромашкин начал плакать. – Хоть и дураком был, и даже в чём-то сволочью, но всё ж живой человек. Да и нельзя о покойниках плохо говорить.

– Хватит тебе реветь, как баба, – сухо говорит ему Маринка и переходит на строгий шёпот. – И не ори на всё кладбище о своих догадках по этому делу. Забыл, кто тут хозяин?

– Жа-алко! – продолжает плакать Андрюшка, а уже изрядно пьяная Светка вдруг выдаёт Марине: