Он ни разу не видел, чтоб они обнялись или поцеловались. Но не видел и ссор.
Возможно, они не подходили друг другу. Возможно, не любили друг друга. Жили вместе ради ребёнка, или потому что некуда было деваться. Сын не задумывался об этом никогда. Он знал, что любит обоих, и точно знал, что оба любят его, каждый по-своему, и эта любовь – громадна и надёжна.
Он знал, что в поцарапанной деревянной хлебнице всегда, при любых обстоятельствах, в любое время дня и ночи есть кусок свежего белого хлеба, а в холодильнике – большая кастрюля с компотом, в котором самое вкусное – погрузившийся на дно изюм; если набрать его в половник, и наполнить кружку, и выпить двумя глотками, запрокинув голову, – мягкие ядрышки сами, как живые, катятся на язык, наполняя рот сладостью.
Он знал, что в шкафу на верхней полке всегда лежит уложенное в геометрически правильную стопку его чистое и отглаженное бельё.
На верхней полке – потому что сын давно самый высокий в семье.
Мать тщательно утюжила даже носки.
Елена Знаева управляла своим однокомнатным королевством железной рукой. Всегда, при любых обстоятельствах двое мужчин её семьи были сыты и прилично одеты. Ради экономии мать даже стригла их самолично, дважды в месяц, ловко управляясь и с машинкой, и с диковинной конструкцией под названием «филировочные ножницы». Впрочем, приведение в порядок шевелюр отца и сына не требовало особого мастерства: пегие, ржаные с серым, твёрдые, как стерня, волосы у обоих стояли дыбом, и сын, вслед за отцом, с ранней юности заимел привычку расчёсываться пятернёй.
Мать добывала хлеб в институте с длинным непроизносимым названием, включающим слова «статистика», «прикладная математика» и «государственное планирование»; в недрах учреждения пряталась миниатюрная типография, печатавшая диссертации и методические пособия в примитивных бесцветных обложках. Проникнув в просторный, ярко освещённый полуподвал, пропитанный возбуждающими нездешними запахами, маленький сын заставал мать уверенно царствующей среди безразмерных столов, заваленных рукописями, утробно гудящих копировальных агрегатов и машин офсетной печати. После кратчайшего разговора (обычно речь шла о потерянных ключах от дома или о срочной выдаче тридцати копеек для похода в кино) ребёнок незамедлительно изгонялся, ибо посторонним вход в заведение был запрещён. Вся множительная техника стояла на особом учёте в Комитете государственной безопасности.
Между тем Елена Знаева не слишком переживала за государственную безопасность и однажды преподнесла мужу на день рождения сборник стихов Высоцкого «Нерв», на скверной серой бумаге, зато в превосходном твёрдом переплёте с ликом поэта на лицевой стороне обложки. Позже сын видел в её руках другие хиты советского самиздата: поэму «Лука Мудищев», и повесть «Николай Николаевич» Юза Алешковского, и «Москва – Петушки» Ерофеева, и «Розу мира» Даниила Андреева, разъятую, ввиду огромного объёма, на четыре плоских томика, и даже самоучитель каратэ стиля «Шотокан» со множеством иллюстраций, не слишком чётких, но внушающих трепет. Все эти криминальные манускрипты строго запрещалось выносить из дома и показывать друзьям, но сын, конечно, пренебрегал приказом, и однажды в школе один десятиклассник с ходу предложил младшему Знаеву за учебник хатха-йоги огромную сумму в 50 рублей. Знаев мгновенно отказался. Он понимал, что мать могла бы озолотиться на продаже тайных текстов, но избегала этого, точно так же, как отец избегал обменивать на деньги свои самопаяные магнитофоны и усилители; это было неправильно, не по-советски, «западло». И лукавые мудищи, и электронные машинки изготавливались в единичных экземплярах – для себя, для друзей, для подарка начальству или для обмена: ты мне «Тайную доктрину» – я тебе путёвку в санаторий «Плёс». Превращать эту рудиментарную систему натурального обмена в бизнес, в «товар – деньги – товар» никто не решался. И гораздо чаще мать, вернувшись с работы, доставала из своей полотняной хипповской сумы не запретную поэму, а сжатый скрепками машинописный талмуд под названием «Некоторые вопросы стандартизации ввода данных в автоматические системы управления на предприятиях тяжёлого машиностроения» – и затем, накормив своих мужчин картофельным пюре с луком и кислой капустой, до позднего вечера сидела на кухне, исправляла опечатки, изредка отвлекаясь на экран телевизора, где пани Зося кокетничала с паном Вотрубой в очередной серии бесконечного шоу «Кабачок “13 стульев”».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу