Андрей Рубанов - Патриот

С первого взгляда Знаев ей интуитивно доверял. Она мало говорила, зато внимательно слушала, и спину её балахона в стиле этно-фолк украшал знак: стрела, летящая в зенит, языческая руна воина. Гостья, как и Гера, явно полагала свою жизнь битвой, или чередой битв, и вообще принадлежала к той же породе твёрдых городских девушек, предпочитающих сидеть на хлебе и воде, но заниматься любимым делом. Изобретать новое, украшать повседневность.

Гера рекомендовала подругу как исполнительного, вменяемого и исключительно передового специалиста, имевшего опыт работы у Юдашкина, а кроме того – двоих детей, диабет и темнокожего любовника, специально дважды в месяц прилетавшего из Копенгагена. Таким образом, Знаев ещё до прихода передового дизайнера был согласен на любую совместную деятельность. Шутка ли – бойфренд из Копенгагена! Оставалось лишь обговорить детали.

– Я всё придумал сам, – признался он (серьёзная Серафима кивнула). – Нарисовал, как мог. Сшили в Китае. Получилось, как видите, аляповато. Даже не знаю, стоит ли это показывать людям.

– Да, – согласилась Серафима. – Страшновато. Но оригинально.

– Возможно, я допустил системную ошибку. Возможно, одной только телогрейки мало. Что такое телогрейка? Просто ватная набивная куртка. Этого недостаточно. Мне кажется, надо делать полный look. Коллекцию. То есть – и куртку, и штаны, и обувь. Я прав?

– Нет, – ответила Серафима. – Вы можете свои телогрейки надеть на совершенно голых моделей и устроить показ. Конечно, если показ делает большой богатый дом, «Диор» или «Луи Вюиттон», – они под каждую коллекцию отдельно заказывают и обувь, и бижутерию. Могут себе позволить. Но вы ведь не Луи Вюиттон.

– Разумеется, – поспешно сказал Знаев. – Я не Луи Вюиттон, вообще ни разу. Я занимался музыкой. Потом – финансами и розничной торговлей. Но, так или иначе, это должна быть коллекция. Минимум по три варианта для женщин, мужчин и детей. Особенно для женщин. Насколько я понимаю, если мы лезем в мир моды, надо бить по женщинам? Они – целевая группа?

– Нет, – сказала Серафима. – Гендерные правила давно перемешались. Унисекс рулит.

Знаеву нравилось, как она произносит «нет».

Благодарно посмотрел на Геру – она подмигнула. Холодный дождь за окнами её не смущал.

– А как же ворот? – спросил он. – Мужчина запахивается на левую сторону, женщина – на правую…

– Уже всё, – отрезала Серафима. – Нет таких различий.

– Ладно, – сказал Знаев. – Унисекс. Хорошо. Это я подумаю. Теперь про материалы. Я бы хотел что-то простое. Натуральный лён и хлопок. И чтоб очень прочный. Это должна быть в принципе неубиваемая вещь. В этом вся идея. Куртку стирают хозяйственным мылом, дешёвым порошком, речным песком – а с ней ничего не происходит. Чтоб краска держалась, чтоб на солнце не выгорала…

Серафима вежливо покачала головой.

– Такие материалы дорого стоят. Их не производят в России. Если шить из первоклассных материалов – ваша телогрейка не будет дешёвая.

– Должна быть дешёвая, – сказал Знаев.

– А что значит – дешёвая? Или дорогая? В случае с одеждой это всё перепутано. Человек легко выкладывает половину месячной зарплаты за пальто. Оно его украшает. Человек не хочет носить дешёвое пальто – наоборот, он хочет дорогое, солидное, нарядное. Сначала он смотрит в зеркало – идёт ли ему пальто, – а уже потом на ценник.

– Понимаю, – сказал Знаев. – Вы правы. Конечно, ценник – не первое дело. Но и не последнее. Я за низкую стоимость.

– Низкая стоимость ничего не гарантирует. Сейчас рынком одежды правит общая маркетология. А не цена. И даже не мода. Пятьдесят лет назад Софи Лорен выходила в нитке жемчуга – и на следующее утро миллионы женщин делали точно так же. Сейчас в каждом журнале по три десятка звёзд-трендсеттеров, и все они одеты в какие-то особые платья и украшения. Но публике это неинтересно. Трендсеттеры – только малая часть индустрии. Сейчас каждый хочет иметь собственный вкус и выражать собственную индивидуальность. Что носить – сейчас не диктуется сверху, предложением; сейчас важней уловить запрос снизу, от потребителя. В вашем случае – если бы существовал такой запрос, кто-нибудь уже шил бы эти телогрейки и продавал с успехом.

– Не верю, – сказал Знаев. – Если бы кто-то этим серьёзно занимался – я бы знал.

– У Егора Зайцева есть целая коллекция.

– Видел, – сказал Знаев. – Называется «Захар и Егор», совместно с писателем Прилепиным. Их телогрейки – демисезонные, стоят дорого и увешаны какими-то молниями и погонами. Это ошибка; должно быть теплей, дешевле и проще.