Александр Мелихов - Мои университеты. Сборник рассказов о юности

Три или четыре семестра на старших курсах наши девчонки, один белобилетник и неблагонадежный Гуревич имели дополнительный выходной день. А мы, все оставшиеся, проводили восемь часов на военной кафедре, расположившейся на цокольном этаже первого корпуса, там где раньше была институтская часовня. Теперь часовню вернули церкви, и нынешние студенты опять могут замаливать грехи и просить у всех святых помощи на экзаменах. В наше время приходилось обходиться без божьей помощи, самим не плошать и надеяться только на русский авось.

И там-то мы приобщались к секретам Красной армии, о которых вполне прозорливо не позволили узнать Гуревичу. Как в воду глядели. К окончанию института он завел двух детей, чтобы не загреметь в армию, а еще через год свалил в Америку. Если честно, я, как и большинство моих оболтусов-сокурсников, почерпнул на военной кафедре не больше секретов боеспособности Красной армии, чем после прочтения рассказа А. Гайдара про Мальчиша-Кибальчиша.

Военная кафедра отделялась от внешнего мира двойной железной дверью. Приходили мы туда только с шариковой ручкой. Тетради для записи с прошитыми белыми нитками (именно белыми) листами нам выдавал назначенный замкомвзвода «секретчик» Коля из параллельной группы, принося их из секретного хранилища в секретном чемодане.

В этих тетрадях нужно было конспектировать лекции. Но мы с Ворониным со свойственной нам безалаберностью попытались использовать их для игры в морской бой. За что и получили по первому строгому выговору. Потом от скуки Воронин завладел секретной тетрадью Мака и написал там слово из трех букв. Все бы осталось незамеченным, так как различными аббревиатурами, в том числе и трехбуквенными, на военной кафедре никого не удивишь, но Мак начал вырывать у Воронина свою тетрадь и вырвал-таки, но один секретный лист остался в руках злоумышленника. В результате оба получили по строгому выговору.

Офицерам-преподавателям военной кафедры давались различные прозвища – майор Четин имел прозвище МЧХ, по созвучности с АЧХ (амплитудно-частотная характеристика). Его же прозвище расшифровывалось как «Майор Четин и непечатное трехбуквенное ругательство».

Начальник кафедры, полковник Гуськов, отличался снисходительностью к нам, гражданским, и в то же время требовательностью преподавателя. Один из его коллег, утробно прихохатывая и по-малоросски гакая, обрадовал нас: «Полковник Гуськоув вам на экзамене Гуся поставит. Га-га-га».

И ведь как в воду глядел. Немногие сдали Гуськову с первого раза. Я тоже висел на волоске. Отвечали мы в кабинете, в котором вдоль одной из стен стояли настоящие, но списанные боевые пульты управления ЗРК (Зенитно-Ракетный Комплекс).

Экзамен принимали три офицера, и одновременно отвечающих, соответственно, тоже было трое. Я уже отчаянно плыл в ответах на вопросы Гуськова, я бы даже сказал, не плыл, а тонул.

– Задаю последний вопрос, не ответите – будет два. Покажите мне переключатель лямбда один лямбда два. – С этими словами Гуськов повернулся к моему одногруппнику, который в этот момент что-то вспомнил.

Мне вспоминать было нечего. Я понятия не имел об этом переключателе, а пытаться найти его на матчасти, занимавшей целую стену и утыканную разнообразными тумблерами, лампочками, рубильниками, было все равно что искать иголку в стоге сена. Я безнадежно взирал на это торжество военной технической мысли, как вдруг заметил, как отвечавший в это время что-то по плакату, висевшему на другой стене, Гриня, активно жестикулировавший указкой, как-то уж очень активно махнул ей, да так, что она своим острым кончиком уперлась на долю секунды в какой-то еле заметный тумблер на матчасти и тут же вернулась к плакату.

– Ну, что? Похоже, вы даже этого не знаете. Ничего не остается, как встретиться еще раз, – обернулся ко мне полковник.

Терять мне было нечего, и я указал на тот самый тумблер.

Полковник был удивлен не меньше, чем я.

– Ммм… да. Сегодня вам повезло, курсант. На троечку наскребли.

Однажды подполковник Слепнев, не читавший до этого нам лекции и пришедший на замену, построил нас в шеренгу перед аудиторией и решил провести воспитательную работу в армейском духе. Естественно, что не прошло и двух минут, как нам это надоело, мы стали перешептываться, толкаться, короче, всеми способами нарушать дисциплину в строю, при этом стараясь остаться незамеченными офицером, вышагивающим вдоль нашей шеренги от ее начала к концу и обратно.