Энтони Поуэлл - Поле костей. Искусство ратных дел

Гуилт повернулся к сержанту Пендри, ошарашенно развел руками, поражаясь такому искажению языка.

— Ведренный день? Слыхал, сержант Пендри?

— Слыхал, капрал Гуилт.

— Чудной говорок здесь.

— Чудной.

— Судя по говорку, в далекие края нас занесло.

— В этих краях много тебя ожидает чудного, — сказал сержант Пендри. — Уж будь уверен, парень.

— А чудное меня здесь тоже ожидает?

— Вот уж не скажу.

— Да скажи уж, сержант Пендри, — шутливо заюлил, заклянчил Гуилт. — Наверно, ждет меня здесь чудная, пухлявенькая, чтоб согреть солдата ночью.

Тут же обретался ротный старшина Кадуолладер, как вездесущая заботливая хлопотунья экономка школьного мужского интерната. В Кадуолладере жил дух шахтерской спайки и надежности, и сочеталось это у него с весьма необычной тягой к несению ответственных обязанностей; такой старшина — клад для ротного командира.

— Мы тебя согреем, капрал Гуилт, — заговорил старшина. — Будь спокоен. Работой обеспечим по завязку, скажу прямо. Сон гарантирую крепкий. Тебе не до пухлявых будет и не до костлявых — только б до койки добраться.

— Но хочется ж пухлявенькую, старшина. А старшине разве не хочется?

— Ты старшину не морочь, капрал Гуилт, — сказал Пендри. — Не суй старшине свои грязные мысли.

— Да я же не грязненькую предлагаю, — сказал Гуилт. — Я — чистенькую.

— Никаких не суй, понятно?

— Неужели ему никаких не нужно? — притворно изумился Гуилт. — Даже и чистеньких? Ты серьезно это, сержант Пендри?

— Серьезно говорю тебе.

— Да как же так?

— Не знаешь разве, старшина человек женатый.

— Выходит, старшина, что девушки для одних только молодых, как я? Это меня радует.

— Рано радуешься, капрал.

— Старшина счастливый человек, — сказал Пендри нравоучительно. — Вот доживешь до его лет, тогда обрадуешься, что кончил дурить и за девками бегать.

— Ах, боже мой, неужели сержант Пендри правду говорит, что старшина уже свое отбегал? Ах, ах, я сочувствую.

Старшина Кадуолладер скупо улыбнулся.

— А слыхал ты, капрал Гуилт, поговорку, что старый конь борозды не испортит? — произнес он снисходительно.

В это время появился комендант перевозки с пуком бумаг в руке. Батальон двинулся дальше. Капрал Гуилт наспех послал девушкам воздушный поцелуй, а те яро замахали нам, засмеялись громче. Рота, топоча, направилась к составу на запасном пути.

— Эй там, задние ряды, — громыхнул старшина. — Взять ногу! Левой — левой — левой, раз — два…

Нас повезли унылой, скудной местностью, мимо разлогих полей, белых лачуг, низких огорож из камня, вересковых пустошей на фоне дальних гор.

— Здесь просторней будет проводить учения, — заметил Гуоткин. Он уже оправился от морской болезни и был не взбудоражен, как в начале пути, а сравнительно спокоен. — Здесь обстановка будет более солдатская, — прибавил он с удовлетворением.

— А по прибытии нас хоть накормят, Роланд? — спросил Бриз. По обыкновению своими вопросами он как бы нажимал в Гуоткине уставной рычажок.

— Нас упреждает второй эшелон дивизионного снабжения, — отрубил Гуоткин.

— И что же?

— К нашему прибытию продовольствие будет готово к распределению по ротам. Заглядывайте чаще в полевой устав, Янто.

Выгрузили нас у небольшого, серого промышленного городка. Батальон снова построился. Люди уже устали. Песня, под которую вошли в городок, была заунывна:

Гуоткин прав был, говоря, что новая обстановка будет более солдатской. Под казармы дали нам бывшую полотняную фабрику — длинные, узкие сараи, где раньше подвергали обработке лен, так что декорация получилась аскетически-нагая, точно из фильма про Иностранный легион в пустыне. Офицеры разместились на окраине города, в заброшенном особнячке, некогда принадлежавшем, надо думать, состоятельному местному дельцу. От казарм особнячок был удален на милю с лишним. Меня и здесь поместили в одной комнате с Кедуордом, Бризом и Памфри — ему не удалось еще перевестись в ВВС. И пятого поселили к нам жильца, тоже младшего офицера, Крэддока (сестра его — невеста Кедуорда). Крэддок, энергичный толстяк, заведовал пищеблоком, и, значит, по нескольку раз на неделе возвращался домой среди ночи и либо включал свет, либо же слепо спотыкался о чужие раскладушки в поисках своей, в обоих случаях мешая спать. Да и при свете трудно было не задеть чью-нибудь койку в этой тесноте. Но не только полночные приходы Крэддока составляли неудобство. Бриз имел обыкновение бросать использованные бритвенные лезвия где попало, и Памфри как-то утром порезался, наступив босой ногой. Кедуорду снилось ночи напролет, что он командует ротой.