Энтони Поуэлл - Поле костей. Искусство ратных дел

— А все же как оно возникло?

— Бог его знает. Явный телефонный кавардак. В уэльской сборной один год играл, кажется, коммерсант по фамилии Бител. Или, возможно, какой-то Бител играл в крикет за Гламорган, а я спутал. Там или тут, но Бител играл, по-моему. Дело давнее, во всяком случае. И по телефону я приплел для чего-то.

— Ну, это пустяки.

— Не такие уж пустяки, если нам придется играть в регби.

— Теперь — вряд ли.

— Я ведь в регби не играл ни разу в жизни, — сказал Бител. — Не имел такой возможности. Да и не тянуло. Считаете, значит, играть не придется?

— Думаю, что боевая подготовка не оставит на это времени.

— Дай-то бог, — сказал Бител почти с отчаянием в голосе. — К тому же ходят слухи, нас не сегодня завтра двинут отсюда.

— Куда, не слышали?

— Да будто в Северную Ирландию. А далековато наш этот плац. Хоть бы начальство не стало вплотную приглядываться — я не так уж чисто выбрит. Порезался сегодня. Рука почему-то дрожала.

— Пляска вам удалась блестяще.

— Какая пляска?

— Вчерашняя ваша, вокруг чучела на койке.

— Но-но, меня не проведешь, — засмеялся Бител. — Я воробей стреляный — знаю, как наутро морочат новичка, будто он накануне дурака свалял. Я, собственно, рад был, что из бара все тихо-мирно пошли спать. Я опасался, будет розыгрыш, а я устал с дороги. В территориальном, помню, лагере любили розыгрыши. А мне это всегда было не по душе. Не по характеру. Но вернемся к бритью — вы каким кремом пользуетесь? Я сейчас пробую новый. Прочел рекламу в «Здоровье и силе». Решил испытать. Люблю менять мыльца-кремы. Это человека взбадривает.

Тем временем мы подошли к плацу. Там уже дожидался Кедуорд. Он проводил меня ко взводу, доставшемуся мне под начало. Бител ушел в другую сторону. Кедуорд объяснил мне, как и что; мы прохаживались с ним взад-вперед, покуда офицеры не встали по команде в строй. Литургия совершалась в одной из здешних приходских церквей. Затем Попкисс — сейчас отнюдь не выглядевший вчерашним бледным, смущенным священничком — заговорил с амвона в непринужденной, громко-энергичной манере, какая вообще свойственна офицерам и солдатам батальона. Тема проповеди взята была из пророка Иезекииля. Попкисс прочел весь кусок:

«Была на мне рука Господа, и Господь вывел меня духом и поставил меня среди поля, и оно было полно костей, и обвел меня кругом около них, и вот весьма много их на поверхности поля, и вот они весьма сухи. И сказал мне: сын человеческий! оживут ли кости сии? Я сказал: Господи Боже! Ты знаешь это. И сказал мне: изреки пророчество на кости сии и скажи им: „кости сухие! Слушайте слово Господне! Так говорит Господь Бог костям сим: вот, Я введу дух в вас — и оживете. И обложу вас жилами и вырощу на вас плоть, и покрою вас кожею, и введу в вас дух, и оживете, и узнаете, что Я Господь“. Я изрек пророчество, как повелено было мне; и когда я пророчествовал, произошел шум, и вот движение, и стали сближаться кости, кость с костью своею. И видел я: и вот жилы были на них, и плоть выросла, и кожа покрыла их сверху, а духа не было в них. Тогда сказал Он мне: изреки пророчество духу, изреки пророчество, сын человеческий, и скажи духу: так говорит Господь Бог: от четырех ветров приди, дух, и дохни на этих убитых, и они оживут. И я изрек пророчество, как Он повелел мне, и вошел в них дух, и они ожили, и стали на ноги свои — весьма, весьма великое полчище…»

Попкисс смолк, поднял глаза от Библии, широко развел руки. Солдаты сидели, притихшие, на сосновых скамьях.

— О братия мои, подумайте об этом поле костей, вообразимте его вместе… оно видится мне у ствола выработанной шахты, где под темною горой вознеслись конуса терриконов, — в таких полях, в таких долинах вы и сами обитаете… Перенесемтесь, братья, в долину эту вместе со мною… Разве не знакомы вам сии сухие кости?.. Очень знакомы… Кости без плоти, без жил, кости без кожи, без духа… Это наши с вами кости, братья мои, и кости сии ожидают шума и великого движения, ждут дыхания от четырех ветров — как поведал ветхозаветный пророк… Не время ли сплотиться всем нам, о братья, как сблизились кости на том древнем поле, кость с костью своею, плоть с плотью, и ожить, исполнясь духом… И, если я не исказил пророчества, стать весьма, весьма великим полчищем…

Приказ о нашей передислокации пришел через неделю с небольшим — не успел я и отряхнуться от этого сна, от видений, сквозь которые несло меня; здесь Лондон сделался так же далек для меня, как для Кедуорда, и одни только письма от Изабеллы напоминали о мире дел иных, чем обучение взвода или вывод караула. Словно оглушенного наркотиком или загипнотизированного, меня втолкнуло в эти сновиденья и гнало сквозь них неумолимо-грозно (как, бывало, доктора Трелони и его собратьев-магов уносили заговоры и заклятья из земного мира в астральную область). Но теперь я наконец завертелся шестеренкой военной машины, перестав быть инородным организмом, существующим отдельно и все более отчужденно. Теперь за взводными делами некогда стало и подумать о своем. Целый день прошел в лихорадочных сборах. Затем весь батальон построили. Раскатились команды. Мы двинулись походной колонной, оставив позади Сарды — одну из семи азийских церквей, — где белы одежды на немногих праведниках, не поддавшихся скверне. Солдаты, хоть и расставались с родиной, были настроены довольно бодро: что-то начиналось наконец-то! Они негромко пели: