Жаринов Викторович - Библиотека Дон Кихота

«Ну попали, — в унисон подумали про себя приятели, — о такой цене за Книгу, которой еще и нет к тому же, мы с Безрученко и не договаривались. Пусть ему, жирдяю, вместо нас чего-нибудь вырежут. Все доходы от Книги он все равно себе присвоит».

«Гогу жалко, — уже сам по себе подумал Воронов. — Натерпелся парень. Итак зимой руку отрубил.»

И Гога почувствовал эту неожиданную заботу о себе и ему стало немного легче.

— Господа! — вновь нарушил томительную тишину дворецкий. — Ее Светлость просит у вас прощения за то, что не может больше уделить вам внимание. Возраст берет свое. Я провожу вас в ваши покои, а затем мы все вместе спустимся в банкетный зал и отобедаем, как у вас говорят в России, чем Бог послал. Ха-ха-ха-ха! — вновь раздались характерные револьверные выстрелы. Видно было, что самому дворецкому пришлась по душе ввернутая им в речь русская поговорка.

С этими словами из-под гостей невидимые слуги тут же выдернули два кресла, от чего гости чуть было не оказались на полу. Но Бог миловал — равновесие удержали и приличия были таким образом соблюдены.

Гога и Воронов не захотели расходиться по своим покоям и спросили разрешения посидеть до обеда в саду прямо под пальмой, где и стояла фигура Адама и Евы, удивленно глазеющих на яблоко, словно торгуясь с кем-то о сходной цене.

Дворецкий провел их в сад, но при этом просил никуда не отлучаться, ибо Ее Светлость терпеть не могла, чтобы кто-то праздно шатался по ее владениям.

Московские гости лишь тогда смогли вздохнуть с облегчением, когда оказались совсем одни. Все происходящее очень даже напоминало заточение. А что, если их действительно присмотрели в качестве доноров для умирающей старухи? Такое предположение показалось им весьма даже правдоподобным. Пока они лежали в разных покоях и бредили, их вполне могли осмотреть медики и сделать необходимые анализы, а сейчас не выпускают и не начинают намеченных операций лишь потому, что ждут результатов. Сколько они уже здесь пробыли: час, день или целую неделю? Сказать было трудно. Ни радио, ни телевизора в доме не оказалось. Полная изоляция от внешнего мира. С них сняли даже наручные часы, на которых могла появиться дата. Все это представлялось весьма странным. В конце концов часы, равно как и их одежда — это личная собственность. Налицо было нарушение прав личности.

Воронов и Грузинчик уже и не разговаривали между собой. Мысли их бежали в одном направлении и не требовали озвучания. Партнеры научились понимать друг друга без слов.

Даже отутюженные безупречные костюмы из тонкой серой шерсти, туфли, точно подобранные по размеру, белые рубашки и галстуки при всей своей комильфотности все равно напоминали больничную одежду. Спрашивается, а куда делась та, в которой они и заявились к герцогине в первый раз? Не было при них и удостоверений личности. Похоже было, что их просто собирались стереть из этой жизни, как стирают в памяти компьютера ненужную информацию.

Собратья по несчастью, в унисон ощущая нависшую над ними смертельную угрозу, принялись нервно бродить по той части парка, которую им и отвели для прогулки. При этом их ни на минуту не покидало ощущение, словно за ними кто-то пристально наблюдает, хотя никаких камер слежения нигде заметно не было.

Через короткое время они молча, не сговариваясь, принялись осматривать библейскую фигуру из известняка. Их заинтересовало то обстоятельство, что скульптор забыл изваять змия-искусителя. Змий этот, естественно, проассоциировался с таинственной шипящей герцогиней. Но его-то как раз здесь и не оказалось. Московские искатели приключений при этом были свято уверены, что дьявольская рептилия обязательно должна быть где-то неподалеку. Но где?

Поднялся ветер, и прямо над головой пальма зашелестела своими огромными листьями. Им словно кто-то невидимый пытался подсказать, где следует искать змия.

Начали осматриваться. Густой кустарник, напоминающий скорее живую изгородь, не сразу бросался в глаза. Он сливался с общей зеленью и был почти незаметен.

Это обстоятельство заинтриговало Воронова и Гогу. Они вплотную подошли к кустарнику. Прохода нигде не было видно.

На этом, вроде бы, и следовало остановиться. Герцогиня не любит любопытных. Поэтому следовало остановиться, плюнуть, махнуть рукой и ждать, сидя на скамейке в приятной прохладе, когда поведут кормить.

Но любопытство взяло верх над здравым смыслом. Им так хотелось посмотреть на то, что скрывалось за живой изгородью.