Все знали, что черную вуаль сбросят только в момент торжественного отпущения грехов. Тогда-то изумрудный блеск и ударит со всем торжеством своим по затуманенному взору грешников.
Зеленый цвет считается в христианстве цветом надежды. Поэтому за службами Великой пятницы (на Страстной неделе, перед Пасхой) — за вечерней и утренней — в церкви жгут свечи из зеленого воска.
Вслед за доминиканцами шли солдаты в касках и с алебардами, начищенными до такого блеска, что казались зеркальными. На них невозможно было смотреть. И толпа невольно жмурилась. Монахи в клобуках и священники, стройным хором восхваляющие имя Господне, своим унылым серым видом уравновешивали впечатление. На них глаз отдыхал и даже успокаивался.
Двумя параллельными колоннами, под непрекращающийся колокольный звон, переходящий почти в набат, в строгом порядке на площади появились представители светской и церковной власти. Здесь, вообще, все было уныло и непразднично. Царствовал строгий этикет, поэтому коррехидор следовал за городскими старшинами, настоятель — за канониками, а далее — члены трибунала.
Генеральный обвинитель нес хоругвь — прямоугольник из багровой тафты, украшенный вышивкой и серебряными кисточками, с изображением орудий Инквизиции. Таково было Знамя Веры, Штандарт Истины.
Грешники, как и положено, шли впереди. Собственно, ради них все и собрались сегодня. Их было около сотни. На грешников надели шафрановые шерстяные балахоны желтого цвета, санбенито, изрисованные фигурами драконов и демонов в виде языков пламени. Эти балахоны каждому были по колено. После аутодафе все санбенито вывешивались в качестве трофеев Святой инквизиции в церкви. Они служили напоминанием о вечном позоре и проклятии тех, кто их носил. Каждый обвиняемый держал в руке свечу из зеленого воска, а на голове у него возвышался остроконечный колпак в три фута высотой, сильно напоминающий колпак шутовской. Это была картонная митра. На ней также было изображено адское пламя в виде драконов и демонов. На шее болталась дроковая веревка.
При виде грешников толпа оживилась: всем хотелось рассмотреть их получше. Забыв приличия, знатные люди Толедо, принялись толкаться локтями. Зрелище обещало быть захватывающим и поучительным одновременно.
Подмостки, окруженные решеткой, поставили аккуратно между трибуной для почетных гостей и некой эстрадой, напоминающей театральную сцену. Туда, в клетку, и должны были завести заключенных. В назидание их специально выставили на общее обозрение. Толпа ожидала увидеть в глазах грешников страх и ужас и сполна насладиться этим зрелищем.
На театральной сцене, расположенной напротив клетки с людьми в картонных митрах, заблаговременно поставили два пюпитра. На один из них пажи положили шкатулку, на другой — два больших драгоценных подноса. В шкатулке были приговоры, а на подносах лежали епитрахиль и стихарь.
Люди в картонных митрах и с большой свечкой из зеленого воска в руке были парализованы страхом. Большая свеча почти у каждого скользила в ладони и готова была вот-вот упасть: так вспотела от напряжения рука каждого. Это были сплошь разные люди, разного возраста, пола, профессии и разной национальности. Испанцы, мавры, евреи — всех их объединяло одно — приближение быстрой и неминуемой смерти, смерти в пламени костра. Правда, собирались сжечь не всю сотню. Но о помиловании осужденные должны были узнать лишь в самый последний миг. Среди инквизиторов были и тайные знаки. Те несчастные, у кого нарисованное пламя в виде демонов и драконов было устремлено вниз, получали особую милость: перед самым сожжением палач душил их, и они избавлялись от страшных мук. Те же, чей нарисованный костер был устремлен к небу, прямо на земле должны были испытать адские мучения и сгореть заживо.
В некоторых случаях костер зажигали небольшой, с маленьким пламенем, для того, чтобы усилить мучения медленной смерти. Сожжение было более или менее мучительное в зависимости от того, гнал ли ветер удушливый дым привязанному к столбу в лицо или, наоборот, отгонял этот дым. В последнем случае осужденный медленно сгорал, вынося ужасные страдания.
К тяжелым ароматам воска и ладана, царившим на площади, а также вони подгоревшего сала и прожаренной пищи, которой торговали бродячие торговцы, примешивались еще какие-то едкие запахи, исходящие из клетки грешников. Страх давал о себе знать в полную силу.
Испания, дом сеньора Кихано, конец XVI века
Читать дальше