Герберт Айзенрайх - Голубой чертополох романтизма

— Со мной ляжет любая.

Она ответила:

— Кроме меня.

А он сказал:

— Любая.

Она покачала головой и со скучающим видом покрутила в руках пустой ликерный фужерчик. Он сказал:

— Я был в Париже.

Держа между пальцами пустой фужерчик, словно сигарету, она сделала знак кельнеру.

— Я был в Париже — в Париже, и вообще весь мир объездил, вот гляди, это я в Сан-Ремо, а это в Копенгагене.

Кельнер убирал со стола и спросил:

— Виноват, вы мне?

А он сказал:

— Вот смотри, Копенгаген.

Но она перебила его и сказала кельнеру:

— Не слушайте этого забулдыгу.

Он рылся в груде фотографий, точно сконфуженный фокусник, который без конца достает из колоды не ту карту.

— Прочти, что здесь написано, — и прочел сам: — «Cool, smart, clever — and sexy» [13] Дерзок, остроумен, талантлив — и настоящий мужчина ( англ .). . [1]]

Она сказала:

— Дай посмотреть.

Он повернул фотографию к ней лицом, а она щелкнула по ней. Он снова сказал:

— Со мной ляжет любая.

Сквозь штукатурку на ее лице проступила вымученная улыбка:

— Ты уж совсем черт знает что несешь.

Сгребая фотографии, словно собираясь тасовать их, он повторил:

— Любая.

Но тут появился какой-то битюг и буркнул, кивнув на дверь:

— Пойдем выйдем!

Он вышел с ним на улицу, которая вела в Копенгаген, и Бангкок, и «Эдем», и вообще во все точки Вселенной, и услышал его голос:

— Знай свое место, шушера!

И тотчас раздался гром аплодисментов, аплодировали Берлин, Париж и вся Вселенная, и он снова сел за столик, где еще валялись фотографии, липкие от пролитого ликера, но женщины уже не было, и в оконном отражении он увидел чье-то лицо: белое как мел, в мраморной сетке тоненьких струек и мокрых от крови волос, и эта жуткая маска была его лицом. Никто не обратил на него внимания. Кровь ручейками стекала к подбородку и медленно капала на фотографии. Он помочил палец в крови и написал на стекле засыхающим кармином ее имя. Затем отерся рукавом: в кафе «Будапешт» ему не подали даже салфетку.

Впервые она обратила на него внимание в летнем кафе, да и то лишь потому, что лицо его показалось ей знакомым, точно она уже много раз его видела, но не замечала этого красивого, несколько угловатого молодого человека в мышино-сером «фольксвагене». Вот черт — она даже беззастенчиво прищелкнула пальцами, — этот мальчик ей нравится. Припарковался он довольно далеко от ее машины и теперь сидел, углубившись в чтение, за столиком в другом конце просторной террасы. Она повертела приготовленную монетку, потом подбросила ее вверх и на лету поймала. Вот незадача: ей уже почти сорок, а она все еще не знает, как это делается… Закинула ногу на ногу, принялась бездумно листать журнал — словом, изобразила одиночество прямо как в пошлейших сентиментальных фильмах. Машина в полном порядке, и она понятия не имеет, как подстроить неисправность. Мужчины моложе ее всегда казались ей туповатыми: слишком много гонору, а было бы из-за чего — пообтерлись малость и уже считают это опытом. Но так было раньше; с годами она научилась смотреть иначе, исподволь открыв для себя прелести застенчивости.

Она подозвала официантку:

— Телефонную книгу, пожалуйста.

Соблазнить, но так, чтобы соблазнили тебя…

Молодой человек смотрел теперь в ее сторону, скользнул по ней взглядом, как раз когда она листала телефонную книгу. Номер она, конечно, помнила наизусть. Она вошла в кабинку, набрала номер и сказала:

— Не сегодня. Потом объясню. — Следующую свою фразу она услышала уже как бы со стороны. — Мне самой ужасно жаль.

У нее упало сердце, когда она заметила, что столик в дальнем конце террасы пуст. Медленно, как потерянная, прошла она к своему столику и тяжело опустилась на плетеный стул, но в этот момент увидела молодого человека — он выходил из кафе. Дрожащими руками она выхватила из сумочки ключи и — не через зал, а прямо с террасы — устремилась к стоянке, села в машину, завела мотор, переключила рычаг скоростей и стала испуганно вслушиваться. Когда молодой человек появился из-за угла, она изобразила полную беспомощность, нервно передернув плечами. Но он, не глядя по сторонам, в задумчивости прошел мимо. А, была не была, ей уже на все наплевать.

— Ах, простите…

— Да? — Это «да?» прозвучало как: «Вы ко мне?» Но потом, спохватившись, он очень вежливо добавил: — Я могу вам чем-нибудь помочь?

Она залепетала, не слишком заботясь о словах:

— Ах, если бы вы… Наверно, я просто истеричка, но, когда я даю газ, знаете, я правда в этом совсем ничего не смыслю, но… секунду, я только сяду… — Она села за руль, выжала акселератор и теперь, приоткрыв дверцу, силилась перекричать рев мотора: — Нет, сейчас ничего! А вот опять! Слышите теперь? — Она вылезла из машины, не выключив мотор. — Я просто очень боюсь, вдруг что случится, особенно, знаете, на перекрестке…