Карл-Йоганн Вальгрен - Живописец теней

Что касается их долга разгневанным кузенам Маркович, все обошлось на удивление спокойно. Приехав из Берлина, Хамрелль встретился с ними и обсудил план обратного выкупа проданных им картин. Только сербский православный Бог знает, почему братья согласились на отсрочку. Иоаким заложил дом на Готланде почти за миллион крон. На острове цены на недвижимость за последний год резко подскочили, поэтому банк без всяких сложностей выдал ему кредит. Осенью он переехал к Карин и неожиданно выгодно продал квартиру на Кунгсхольмене. До финансового кризиса, которому суждено было потрясти мир до основания, оставалось еще больше года, и после всех этих операций и выплаты кредита у него оказалось достаточно денег, чтобы купить старую контору в Грёндале и переделать ее в уютную квартиру, где стены украшали картина Кройера и панно Бацци.

В августе 2007 года, на свадьбе Карстена и Лины, выяснилось, что Карин беременна. Мудрая тридцатидвухлетняя аспирантка-психолог с ее непостижимым, почти пугающим умением отличать ложь от правды догадалась, что между Иоакимом и невестой что-то было, и Иоаким, поставивший себе целью отныне жить честно, не стал отрицать, хотя и боялся сцены ревности. Но его будущая жена оказалось выше даже и такой, вполне объяснимой и простительной человеческой слабости. Со временем он будет исповедоваться ей буквально во всем… хотя кое о чем все же умалчивать – по совету Эрлинга Момсена. Его признание насчет Лины она встретила веселым смехом, но на церемонии венчания ее вдруг затошнило, и Карин пулей вылетела из церкви. Она еле успела к ближайшей мусорной корзине, где ее вырвало. И вместо того, чтобы сформулировать вопрос так, как он привык это делать последние десять лет, очень по-кунцельманновски: «Ты ведь не беременна?», – вместо этого он положил ей руку на лоб и спросил то же самое, но ах как по-другому: «А может быть, ты беременна?» В тот же вечер они купили в аптеке тест на беременность, и все подтвердилось. Никогда ранее в своей жизни Иоаким не испытывал такого смешанного чувства радости и страха.

В апреле 2008 года в родильном доме в Дандерюде Карин родила дочку. Роды продолжались шестнадцать часов – это были самые долгие часы в жизни Иоакима. Он поразился, как много мыслей, чувств, появляющихся и исчезающих видений, тут же оформляющихся в некую дословесную, еще не дифференцированную плазму… как много может уместиться в такой ограниченный промежуток времени, как много воспоминаний об отце, которому так и не довелось дождаться внуков… Все это поднялось в его душе в те короткие мгновения, когда он прижимал к груди новорожденную девочку.

Жанетт и Эрланд Роос, приехавшие в Стокгольм за несколько дней до этого, были рядом. Иоакиму хотелось спать после бессонной ночи, но он сделал для себя важное открытие: ребенок, как щит, прикрывал его от разных мучительных рефлексий, от стыдных воспоминаний, ему было легко и приятно общаться с родственниками, все социальные суставы и суставчики работали превосходно. Он так до сих пор и не понимал, почему его свояк ввязался в их авантюру с продажей подделок королям уголовного мира. Но сейчас, в кафетерии, куда они зашли взять бокалы для захваченного с собой шампанского, Эрланд рассказал ему, что после неудачных спекуляций русскими акциями он понаделал долгов и вынужден был запустить руку в сбережения жены.

– Ты же старый коммунист, ты не должен был заниматься биржевыми спекуляциями, – сказал Иоаким, ставя бокалы и ведерко со льдом на поднос. – Это тебя не красит.

– Знаю, знаю… Но теперь все позади. Твоя сестра меня простила.

Так оно, похоже, и было. Иоаким давно не видел, чтобы сестра обращалась с мужем так нежно, как в это их посещение родильного дома. Она, держа мужа за руку, спросила, не позволено ли будет ей внести новорожденную в и без того длинный список ее крестных детей, и непутевый брат не мог ей в этом отказать.

Погода стояла великолепная. Словно бы долгая мягкая осень перепрыгнула через зиму и подставила плечо новой, нарождающейся весне. Термометр показывал двадцать градусов, это было, с одной стороны, очень приятно, с другой – подтверждало опасность неумолимого глобального потепления. На парковке кругами разъезжал большой джип – еще одно свидетельство, что постоянное стремление человечества к бездумному удовлетворению материальных потребностей приведет его к гибели… Но как выяснилось, Карстен Хамрелль (а это был именно его джип) просто выжидал, когда освободится место на парковке. Наконец освободился небольшой промежуток, и Карстен втиснулся туда, предварительно высадив Лину, Фиделя и бывшую жену Иоакима Луизу с сыном Винсентом.