Карл-Йоганн Вальгрен - Живописец теней

Прежде чем продать очередную картину, они решили выждать, и выжидали довольно долго. Виктор продолжал работать у себя в мастерской. Заказы шли в Пеликаний переулок нескончаемым потоком. Он много ездил, продолжал методично расширять круг знакомств. По просьбе доктора Рюландера помогал разрабатывать новые методы спектрального анализа для обнаружения подделок. Он регулярно наведывался в Берлин. Временное потепление немецко-немецких отношений облегчило получение так называемой однодневной визы, и он ходил по восточным музеям, глазом фальсификатора приглядываясь к выставленным там сокровищам. А возвращаясь в Стокгольм, погружался в работу – официальных поручений становилось все больше, и они были все серьезнее.

В связи с одним из таких поручений он вновь повстречался с Астой Берглунд. Проходила инвентаризация собрания Художественной академии на Фредсгатан, и Виктор в числе других экспертов был привлечен для руководства работами. Причиной инвентаризации были далекоидущие градостроительные планы: квартал Клара подлежал сносу, и коллекцию приходилось переводить в другое место.

После утренней планерки он заглянул в один из классов, где учащиеся писали этюды. На стуле посреди класса сидела обнаженная модель, похожая на скульптуру Джакометти [170] – истощенная, несчастная. Она посинела и дрожала – в зале было довольно холодно. Это была Аста. Виктор не виделся с ней с тех пор, как она покинула Стокгольм.

Он дождался перерыва. Ученики вышли в коридор покурить.

– Как насчет пообедать? – спросил он. – В память о старой дружбе…

Они пошли в бар «Опера», и Аста рассказала ему, как жила эти годы. Родители положили ее в клинику в Хельсинки. Он прошла курс дезинтоксикации… ей делали уколы какого-то препарата с куда большим наркотическим эффектом, чем привычный ей амфетамин, – к такому умозаключению она пришла, потому что почти ничего не помнила из того времени. Все это происходило под наблюдением врача, который к тому же был близким другом отца.

– Через месяц я сбежала, – объяснила она, с наслаждением вгрызаясь в заказанный Виктором бифштекс, – но дальше вокзала не ушла… Папочка объявил меня в розыск…

Они перевели ее в частную лечебницу под Васой. Она покорилась, стоически глотала горсти успокоительных таблеток и всерьез решила примириться с судьбой. В конце концов консилиум нашел, что она достаточно здорова, чтобы ее выписать. Несколько лет все шло хорошо. Она жила в своей девичьей комнате, завела новые привычки, понемногу начала писать, в основном пейзажи… встречалась с друзьями детства, ездила под присмотром старшего кузена в Хельсинки – побывать в обществе… Все так и шло, пока она в один прекрасный день не поняла, что живет в тюрьме, и села на первый же паром в Стокгольм.

– Даже не думала, что сорвусь так быстро. Все повторилось, причем мгновенно. Мама и папа, похоже, потеряли надежду… прислали через адвоката письмо, что лишают меня наследства.

– Чем ты зарабатываешь?

– Иногда подрабатываю натурщицей. Есть несколько мужиков, они меня кое-как содержат… в общем, все, как раньше…

Она машинально гладила колени. Виктор заметил, что на руках полно синяков, и тут же понял, что не хочет узнать их происхождение.

– У одного из них я живу, – сказала она. – В ожидании лучшего… Если не хочешь нажить неприятностей, надо уметь доказать, что ты где-то живешь. Не только вы, мужелюбы, можете нажить на свою шею неприятностей, то же самое касается и молодых женщин, живущих неупорядоченной, по мнению властей, жизнью. Бездомных… они ночуют в парке, потому что им негде больше ночевать. Они идут за незнакомцем, чтобы не замерзнуть. Если не повезет, осудят за бродяжничество… А ты разве не знаешь, что власти поделили нас на категории? Содержанки, девки для танцев, уличные девки, бандитки, сутенерки и пташки. Пташка – это молодая бродяжка из пролетарской семьи, так что я под эту категорию не попадаю… Есть еще попрошайки, психически неадекватные, инфантильные, искательницы приключений, сводницы, разносчицы наркотиков и асоциальные имбецилки… Ты же понимаешь – у нас больше подвидов, чем у убийц…

Она зажгла сигарету и выпустила тонкую струю дыма.

– Я из этого никогда не вырвусь, – тихо сказала она. – Постоянная охота за деньгами и лекарствами. И к тому же боюсь, что меня схватят… Ходят слухи, что некоторых стерилизуют.

– Если хочешь, можешь пожить у меня…

– Из этого ничего не получится. Через несколько недель меня опять начнет ломать. Или к тебе будут приходить типы, которых ты вовсе не хотел бы у себя видеть. Вещи будут исчезать… Полотна. Соседи начнут жаловаться…