Карл-Йоганн Вальгрен - Живописец теней

Они поехали куда-то на запад – как догадался Виктор, адрес был засекречен.

– Вы оказались правы, Кунцельманн, насчет подделки Пило в Копенгагене. И Хольмстрём рассказывал мне историю с Менцелем – как вы отсоветовали ему покупать картину. Надеюсь, ваш критический взгляд поможет нам и в этом случае.

Водитель свернул в какую-то промышленную зону в северном пригороде Стокгольма. В двух подземных этажах хранились самые драгоценные национальные сокровища.

– Речь идет о небольшой работе, – сказал Рюландер, пока они шли по асфальтированному двору. – Было бы интересно услышать еще одно мнение, прежде чем мы приступим к химическому анализу.

Он показал пропуск, и они спустились на лифте в подвальное помещение. Картины хранились в пожаробезопасных подземных запасниках, специально выстроенных для тех произведений искусства, которые по каким-то причинам не выставлены в музеях. Отличный случай узнать, как работает Рюландер и его компания, подумал Виктор.

В хранилище, где была к тому же хорошо оборудованная мастерская, их уже ожидала группа экспертов. Ему показали Рубенса, чья подлинность была под вопросом – довольно банальный натюрморт, хотя возраст никаких сомнений не вызывал.

– Какие пробы уже сделаны? – спросил Рюландер.

– Пока ничего особенного, – сказал один из реставраторов. – Рентген подмалевка… Как будто все в порядке.

– А пробы на возраст?

– Нам не хочется трогать краску на работе, которую мы считаем подлинной.

Здесь же присутствовал и независимый эксперт из Голландии, облаченный в лабораторный халат. Он по-немецки изложил свои соображения. У голландца вызывал сомнения стиль, использование пергаментного клея и промежуточного лака.

– Это мне ни о чем не говорит, – сказал Рюландер.

– А должно бы, – возразил голландец, – потому что здесь поверхностный слой – сандарак [167], а Рубенс его избегал.

– А рама из какого дерева?

– Красное дерево. Это еще одна проблема. Рубенс использовал обычно розовый бук или дуб. Он не особенно доверял колониальным породам.

Пожилой реставратор, чье имя Виктор не расслышал, перенес картину на рабочий стол и включил лабораторную лампу.

– Браковать они мастера, – произнес он сварливо. – Несколько лет назад они чуть не зарезали нам еще одну работу Рубенса. Подозревали фальшивку той же эпохи. Химическое исследование показало, что это подлинник, но мы лишились почти десяти квадратных сантиметров холста… Очень уж не хочется повторять ошибку. Пожалуйста, подойдите поближе, Кунцельманн. Нам нужен ваш голос в хоре.

Виктор не стал долго рассматривать картину – он уже знал, что скажет.

– Я займу промежуточную позицию. Не буду вдаваться ни в ту, ни в другую крайность, – сказал он. – Картина может оказаться подлинной, но может быть и ловкой подделкой, если это слово вообще применимо к тому времени. Возможно, она написана небезызвестным Яном Питерсом. Меня не удивит, что работа написана в Антверпене по заказу одного английского дельца. Господам, разумеется, известно про английских торговцев картинами, которые в семнадцатом веке заказывали в голландских мастерских подделки. Если вам кажется варварством брать пробы красок и смол, предлагаю послать детальные фотографии в институт Курто, у них большой опыт по этой части.

Так и поступили. Через месяц из Лондона пришел сертификат, подтверждающий точку зрения голландца: с девяностопроцентной уверенностью речь идет о подделке Рубенса, выполненной второразрядным фламандским художником по заказу известного проходимца Готфрида Келльнера.

Последние недели лета Виктор и Георг посвятили созданию достоверного провинанса для трех картин Эренштраля, которые скоро должны были покинуть Швецию. В мастерской нашлись все нужные им образцы. Они подделали сертификат подлинности и клейма коллекционеров девятнадцатого века, разыскали квитанцию об оплате столетней давности. Чем ближе они приближались к современности, тем труднее и кропотливее становилась работа – увеличивался риск разоблачения. Но благодаря войне, так щедро уничтожавшей людей и их собственность, подписи и справки, им в конце концов удалось состряпать вполне правдоподобную генеалогию – она простиралась от шведского дворянского, ныне вымершего, рода до Прибалтики. Последним владельцем картин был берлинский торговец произведениями искусства, некий Роберт Броннен, приобретший их у отбывающего в Канаду начинать новую жизнь эстонского беженца.