Хелен Макдональд: «Я» значит «Ястреб»

Примерно через минуту Мэйбл преспокойно улетает за лес, в края, о которых мне ничего не известно. Оказывается, там очень красивое поле мягкой травы с оттенком крем-брюле. А еще примерно в трехстах шагах сереет густой лес. Мэйбл нигде не видно. Я возвращаюсь в машину, достаю радиопеленгатор и очень долго пытаюсь ее запеленговать. Сигнал идет со всех сторон: пип – пип – пип . С одной стороны его сила 5. С другой – 7,5. И внезапно – 2. Наконец-то! Надо пеленговать! Пеленговать! Наклонив антенну, я вращаю ее по кругу. Птица, похоже, не сидит на месте. Наверное, летает. И тут я вижу Мэйбл. Она парит над дальним лесом, поднимается в восходящих струях теплого воздуха и описывает над деревьями широкие круги, греясь на солнце. К ней подлетает еще один ястреб, и некоторое время Мэйбл лениво соревнуется с ним в искусстве полета. Я, конечно, бегу к ним. Добежав до леса, я не вижу ни одного ястреба, хотя где-то в стороне кричит сарыч. Внезапно я слышу звон колокольчика. Ныряю в лес. Мне он не нравится. Лес очень редкий и похож скорее на искусственные посадки. Кажется, тут разводят фазанов. Вот черт! Не хватало только вляпаться в очередную историю из-за этой птицы!

Вижу Мэйбл. Она сидит на нижней ветке увитого плющом дуба и зачарованно смотрит на кучу старых промокших мешков из-под корма и груду кормушек. Подхожу ближе. Мэйбл шевелит головой, как охотящаяся змея. Значит, она видит что-то интересное и не будет обращать на меня внимания, пока не удостоверится, что больше смотреть не на что. На что же она там уставилась?! Я осторожно подбираюсь к тому месту, куда смотрит ястреб, и вдруг прямо у меня из-под ног взлетает, обрызгав меня водой, мокрый самец фазана. Как в замедленной съемке, сквозь его маховые перья я вижу солнечный свет, разделившийся на яркие лучи и глубокие тени, и Мэйбл, ловко заложив вираж, тянет к фазану левую лапу с длинными черными когтями на концах желтых пальцев. Но ее когти хватают воздух. Фазан перелетает через трехметровую проволочную сетку – какой кошмар, я ее не даже заметила! – и ныряет в густую рощу лавра и тиса по ту сторону ограждения. Мэйбл бросается за ним. Мне туда не добраться. Господи, мой ястреб в вольере для фазанов! С тем же успехом я могла бы выпустить голодного хорька на выставке декоративных кроликов. Ничего хорошего меня не ждет. Ничего хорошего. Слышно хлопанье крыльев, звон колокольчиков, шум борьбы. Я мечусь, как крыса, вокруг вольера в поисках калитки. Меньше всего мне сейчас нужны такие приключения. Боже мой! Боже мой!

Нахожу дверцу. Она открыта. Бросив радиопеленгатор на синюю кормушку, бегу внутрь. Мэйбл уже не видно среди лавровых ветвей. Она сидит на верхушке, отвернувшись от меня, и, прежде чем я успеваю перевести дух, срывается и летит быстро и целенаправленно меж залитыми солнцем ветвями. Черт! Черт! Спотыкаясь о сучья, проношусь мимо маленьких фазаньих садков из гофрированного листа по земле, утрамбованной тысячами птичьих лапок. И каждую секунду жду окрика разъяренного егеря. «А вдруг у него дробовик?!» – думаю я и вижу в дальнем углу вольера облако темно-желтых и кремовых, цвета капучино, перьев. Это Мэйбл спикировала на отчаянно хлопающую крыльями самку фазана. Когда подбегаю, Мэйбл уже сидит в черной луже стоячей лесной воды, расправив крылья над безжизненной тушкой злополучной птицы. Внезапно из-под крыла Мэйбл высовывается еще одна самка фазана, и ястреб тут же вонзает в нее когти. Теперь у Мэйбл по фазанихе в каждой лапе. Боже, это просто кровавая бойня! Хвост Мэйбл развернут над лужей, лапы утопают в фазаньих перьях, и все ее существо бьет зловещая частая дрожь.

Фазаны мертвы. Одного я запихнула себе в карман, а другого ощипывает мой блудный ястреб. Тучи мягких контурных перьев летают по вольеру и застревают в сетке ограждения. Нужно скорее уносить ноги, пока с нас не потребовали объяснений. Дрожа от волнения, я снимаю Мэйбл с добычи и… наношу себе очень неприятную рану: разрезая фазанье сухожилие, снимаю со своего большого пальца изрядный кусок кожи. Потом сажаю Мэйбл назад на перчатку, сую ее незаконную жертву в карман жилетки, и только теперь задумываюсь о кровоточащем пальце. Рука не то, чтобы вся в крови, но я чувствую, что кровь все еще капает на землю. С силой прижимаю раненый палец к охотничьей куртке. Понимаю, что ткань кишит микробами, но надо же как-то остановить кровь. Надо. Остановить. Кровотечение. Пока я бреду до машины и еду к дому Стюарта, кровь из пальца все течет. «Ноги моей там больше не будет! – твержу я про себя. – Ни за что и никогда!»