Вадим Ярмолинец - Свинцовый дирижабль «Иерихон 86-89»

– Это именно то, что я хочу. Встанем рано-рано. В пять. Не будем завтракать. Или только чаю попьем.

Она выглядела как блаженная, ни о чем не ведающая за пределами своих фантазий, чьи желания надо выполнять, поскольку обида может ее покалечить.

– Ну, давай пойдем. От тебя или от меня?

У меня просто талант говорить двусмысленности. Но эта двусмысленность, кажется, отрезвила ее.

– Ты понимаешь, что мы пойдем в церковь?! – Она легонько хлопнула меня ладошкой по затылку. – Как можно идти в церковь с такими мыслями? Ну, почему ты такой?

Я не успел ответить, обнаружив приближающегося к нам Костю Швуима. Как я слышал, он только что создал новую рок-группу – «Ассоциацию пролетарских музыкантов». Костя раньше ходил в загранку, но недавно сошел на берег. Или его сошли. Ему было лет сорок и в местном рок-движении он, кажется, нашел способ продлить молодость.

– Здравствуйте, писатель и его дама, – сказал седовласый и грустный Костя. – Вы знаете, что у нас завтра концерт?

– Где?!

– В Портклубе. Твоя фамилия будет в кассе, получишь билет.

– Два.

– Я извиняюсь, конечно, два!

– А почему так внезапно, безо всяких объявлений?

– Ты понимаешь, у них же все делается, как у революционеров-подпольщиков. Сперва они не знают, где есть свободный зал. Когда они находят зал, наш вокалист не может петь. Он случайно перепил. Потом ему становится лучше, но, как назло, наши песни не прошли через их худсовет.

Костя улыбнулся, обнажив темные от табака и кофе зубы.

– А кто будет петь?

– Петь! Девушка, этот рок-критик еще не выучил, что поют в опере, – обратился Костя к Наташе. – У нас не поют. У нас другой жанр. Нам нужен дебил, который может закатить часовую истерику с пусканием пены изо рта. И я такого нашел. Алик Проскуров. Это – самородок. Приходите, не пожалеете.

– Пойдем? – спросил я Наташу.

– Ну… пошли.

Хотела в церковь, а попадет на шабаш, подумал я.

У входа в Портклуб толпилась мрачного вида молодежь в джинсах и черных кожаных жилетах, у некоторых на голое тело, с серьгами, в клепаных-переклепаных браслетах и поясах, некоторые в колючих ошейниках. Часть была побрита наголо, другие, напротив, отпустили волосы до плеч – стилистический коктейль хиппи, панков и металистов, возможный только на глухой периферии. Собравшиеся сосредоточенно курили, переговаривались вполголоса, как члены тайной секты. Рядом стояли или висли на них подруги с панковскими прическами «дикобразами», в кожаных и джинсовых мини-юбках, в чулках-сетках, в полусапожках. Рукописная афиша гласила: «Рок-клуб ОМК представляет “Ассоциацию профессиональных музыкантов”». «Пролетариев» сменили на «Профессионалов». Естественно! В попытке связать эту музыку с пролетарской культурой могли усмотреть насмешку. Хотя музыка была чисто пролетарской. Интеллигенты в очках такое не слушали. Трудовое крестьянство тоже интереса к ней не проявляло. Оставалась рабочая молодежь. Просто те, кто внес поправку в название АПМ, знали только одну рабочую молодежь – с агитплакатов «Вперед к победе коммунизма!».

У дверей Гончаров говорил с двумя инструкторами, которых прислали пронаблюдать и доложить. Он их учил жизни, водя перед их физиономиями сигаретой, а те кивали, время от времени бросая на окружавшую их публику взгляды, в которых презрение мешалось с испугом. На своих отчетно-выборных собраниях и дискотеках с утвержденным репертуаром они таких уродов не видели.

В переполненном, гудящем многими голосами зале мы нашли места только в предпоследнем ряду. В последнем сидела уже пьяная компания. Когда мы проходили мимо, кто-то уронил бутылку, и она громко покатилась по полу. Кампания заржала. Наташа с испугом посмотрела на меня, словно спрашивая, не подыскать ли место поспокойней.

На сцене техники пробовали гитары. Слышно было электрическое гудение усилителей. Один техник с бас-гитарой бегло сыграл гамму, и, откликнувшись на упругий звук басовых струн, несколько человек, вскочив с мест, закричали: «Метал давай!»

«Раз, раз, раз», – стали пробовать микрофон. Снова загудел, забился гулким ритмом бас и оборвался. Эти звуки были своеобразным ритуалом приготовления к концерту, подогревом и без того возбужденного зала, обещанием грядущего веселья.

– Метал давай, с-сука! – крикнули за спиной.

Наташа снова испуганно посмотрела на меня, и я тогда обнял ее за плечи и привлек к себе:

– Не бойся, все будет хорошо.

В четверть девятого, когда воздух в зале сгустился и повлажнел, свет погас, и на сцену в белом круге света выбежал легкой трусцой ведущий. Я видел его несколько раз в ОМК. Он таскался за какой-то из рок-групп, придумав себе роль ведущего рок-концертов. Вел он себя при этом как конферансье на студенческих капустниках. Говорил много и развязно, подменяя многозначительной интонацией отсутствие юмора. Редкие длинные волосы он зачесывал назад и завязывал в хвостик на затылке. Сейчас он вышел на сцену в самопальных джинсах, сплошь облепленных карманами со змейками, и в жилете на голое тело. Руки у него были как очень светло-сиреневые черви.